– Поднять флаг!
Бодро заиграл гимн, смиксованный когда-то из заготовок, бесплатно выставленных в сети. Командор смотрел на полотнище глазами, влажными от нахлынувших на него патриотических чувств. А может, просто от старости. Или того и другого вместе.
Дождавшись, когда стихнут последние аккорды, он удушливо закашлялся, но сумел справиться с приступом, восстановил дыхание. Взял в правую руку микрофон.
Корабль оставили в космосе, не пустили на Землю. Безопасность своих – самое главное, карантин в такой ситуации мера обязательная. Даже не разрешили принять его на одном из швартовочных узлов орбитального терминала, отбуксировали к армейской станции – слишком маленькой и недорогой, чтобы жалко было терять.
– Еще раз пробежимся по вводной, – лейтенант долго боролся со сложенной вчетверо бумажкой, стараясь развернуть ее толстыми пальцами перчатки. – Черт, неужели нельзя было электронным сообщением?
– Инцидент засекречен, – буркнул человек в штатском, скромно стоящий в сторонке. Он до последнего не желал уходить из шлюза, наблюдал цепкими глазами за подготовкой десантников.
Ганнарр Хансен, по прозвищу Молот, отбросил пустую обойму и, зло оскалившись, посмотрел вокруг. Нет более отрадного зрелища, чем уничтоженное логово врага! Пылающие крыши и стены домов, черные столбы дыма… Он шумно втянул в себя воздух, наслаждаясь запахом гари, ароматами пороха и раскаленного металла, исходящих от его оружия.
– Молоток! – крикнул кто-то из команды наемников. – Иди сюда! Ты нам нужен.
Рассказ написан для литературного конкурса “Слухи и сплетни о реальных или вымышленных персонажах”.
Файл №0210151814.
Законспектировано одним из участников 10.09.1666.
– За каким лешим они носят парики?
– Ну, у них мода такая.
– Глупость же.
– Ты себя-то видел со стороны?
– Ладно, поднимайся выше…
– Еще выше? Может, здесь остановимся?
– Отсюда видно плохо.
– Видно плохо… Дело нехитрое, сильно прицеливаться не надо. В эдакую-то мишень.
– Я не к тому, что надо на самый верх лезть. Просто поменять позицию, перейти туда, где видимость лучше.
– Ладно, ладно. Понял. Ползем.
Они спустились на закате, когда щербатый диск Меркло показался над горизонтом, а багровая Пылка уже падала за холмы, заставляя деревья и хижины отбрасывать длинные тени.
Спустившихся было семеро. Вооруженные до зубов, в странных одеждах, окрас которых сливался с каменистой долиной, они шли по тропинке без страха, но с той осторожностью, которую можно увидеть лишь в повадках опытного хищника.
Команда зачистки – так их называли люди, ждавшие в высокогорном поселке. Дед просил меня не связываться с пришлыми, но я все равно следил, осторожно выглядывая из-за валунов, прижимаясь чешуйчатым животом к земле.
Артем долго топтался на месте. Стыдливо прятал глаза. Ему совестно было смотреть в небо, на землю, тем более в лица редких прохожих. Казалось, что каждый знает, каждый винит его. И ничего уже не изменишь. Вся эта унылая, беспросветная жизнь… С ней можно только смириться и медленно деградировать, изображая веселье по праздникам.
Сжал кулаки, сорвался с места. Сначала быстрым шагом, потом бегом. Он знал, куда направляется: губернаторский дом – десятиэтажное здание, бывшее когда-то администрацией рудника – возвышалось над деревянными хибарами поселка бетонной глыбой. Охрана пропустила его: человек свой, безобидный. Взлетел по лестнице на третий этаж, где, как он знал, были личные губернаторские апартаменты. Остановился, чтобы отдышаться, прежде, чем войти. Толкнул дверь.
Описываемый мир тот же, что и в рассказе "Тоннель на западной ветке"
– Железный червь ползет!
– Я вижу его глаза!
Мальчишки с азартом вытягивали шеи, смотрели в сторону северной ветки, но, струхнув, тут же пятились назад, подальше от края перрона.
“У-у-у-у-у!” – донеслось из туманной дымки, нависшей над океаном, скрывающей арочный мост.
Это иллюзия – то, что в кабине локомотива есть кто-то живой, что протяжным басом гудка он хочет предупредить жителей поселения: “осторожно, не подходите близко к краю платформы!” Плевать бездушной машине на людей. Зацепит кого, раздавит – даже скорость не сбросит, понесется дальше.
Жили-были земляне. Чувствовали под ногами землю, потому себя так и называли.
– Эгей! Привет, землянин! – радостно кричали они друг другу при встрече.
И не много их было, и не мало – ровно столько, чтобы не исчезнуть как вид, не кануть в безвестность на просторах холодного космоса. Никто не знал, откуда они взялись, а только нашли земляне приют среди других разумных на теплой планете, богатой зверями и плодами. Нашли и успокоились.
Томас проталкивался через толпу, аккуратно, но настойчиво работая локтями.
– Полиция! Расступитесь, пожалуйста. Полиция!
Пробился к самому оцеплению, где уже стояли дюжие молодцы в броне, с автоматами наперевес. Один оглянулся, окинул его взглядом из под забрала.
– Запустить-то мы его запустим, но надо чтобы и упал точно! – вождь, довольный тем, что смог продемонстрировать Олегу знание о существовании такой науки, как баллистика, откинулся на троне, отчего перья на его голове величественно качнулись.
– Погодите, погодите! – Олег предостерегающе поднял руку. – Я чего-то не понимаю. Чего запустить? Зачем?
Панкратов ел борщ с таким видом, будто решает уравнение Шредингера. На лбу морщинки, брови нахмурены, в темных зрачках злость к тайнам вселенной и калориям, которые он обязан усвоить.
Чуть в стороне от стола сгрудился персонал станции, почти в полном составе, сорок семь человек. Они смотрели на Панкратова с сожалением, надеждой и еще чем-то неуловимым в глазах: то ли страхом, то ли радостью – “хорошо, что не я!”
Не так Васильев представлял себе встречу с иным разумом, совсем не так… Приняли-то его с душой, отдельный коридор для стыковки выделили, над шлюзом огни включили, словно на елке новогодней. Только вот маленькая каморка на входе его смутила. Своей обыденностью, что ли.
С гопником Антоха пересекаться не хотел: начнет опять – “Деньги есть? Дай мобилу позвонить!” А Антохе некогда, он на охоту идет. Поэтому двинул вдоль северной стены, чтобы обойти огороженную территорию центрального корпуса. Хотя через нее, конечно, быстрее бы вышло.
Руки у Леонида Борисовича мелко подрагивали. Шутка ли – на такое дело решиться! Менеджер, оформляющий разрешение на вход в парк, не торопил его. Позволил внимательно прочитать бумаги один раз, другой… Потом показал, где находится кредитная кабинка. Тоже понятно – откуда у простого человека на двадцатичетырехчасовой билет? За всю жизнь не скопишь. Вот теперь всю оставшуюся жизнь и отрабатывать придется.
– Здесь подпишите.
– А это что?
– Отказ от ответственности. За вашу жизнь и здоровье.
– Опять. Слышишь?
Алена отвлеклась от мытья посуды, со вздохом села на табуретку, вытерла передником руки.
– Нет, Андрюш. Ничего я не слышу.
Она смотрела на него одновременно с тревогой и жалостью. Протянула ладонь, достала из мужниной руки опустевшую бутылку.
– Иди спать, а? Я посуду домою и тоже приду.
Он ничего не ответил. Молча развернулся, неуверенной поступью вышел из кухни. В прихожей, когда его уже не было видно, прислонился спиной к деревянной стене, закрыл глаза. “А я слышу” – сказал сам себе беззвучно, едва шевеля губами.
От какой линии шла эта ветка – черт его знает. Где-то на севере Москвы начиналась. Тоннель необычного назначения, это понятно, но законы физики не обманешь и строили его по тем же правилам, что и гражданское метро: с вентиляционными шахтами, выходящими на поверхность, гермоворотами, отсекающими разные участки пути, и прочими метростроевскими премудростями.
У нас, шипоносов, все четко – кто родился на Золотом Холме, тот и цвет будет иметь золотисто-желтый. Уж с другими не спутаешь! Вот я, например, живу на берегу Синего Озера, так у меня и макушка, со всеми ее торчащими в разные стороны шипами, синяя. Это, брат, закон природы. Думаю, что не зря она, природа, позаботилась о цветах и оттенках, которых у нас не меньше десяти, а старожилы поговаривают, что раньше и все два десятка насчитывалось.
То, что бункер пригодится, Николай Федорович никогда и не сомневался. Глобальное потепление, ледниковый период, падение гигантского метеорита или ядерная война – что-нибудь да случится. Поэтому когда завыли сирены и на мобильный посыпались предупреждения от МЧС, он знал, что делать. На машине до его убежища, построенного за городом, на обычном дачном участке, всего пятнадцать минут езды.
Геологоразведочный корабль “Изморозь” нырнул в теплые объятия планеты HD50307C. Автоматика выровняла полет, нацеливаясь на заранее выбранный сектор большого материка. До этого планету посещал лишь зонд, который установил, что она находится в зоне обитаемости, имеет пригодную для дыхания атмосферу, богатые флору и фауну.
Опоры корабля коснулись изумрудной травы, стихло завывание двигателей. Через минуту открылся люк. Единственным пассажиром и одновременно пилотом, геологом и, на всякий случай, дипломатом, была Джесси Андерсон.
Не хочу быть микросхемой, запечатанной где-то в глубине старого дома. Да, дом старый, но недавно отремонтированный и оснащенный по последнему слову техники. Впрочем, какие у нас слова… Только радиосигналы, коды.
Я чувствую их. Систему отопления, гаражные ворота, охранную сигнализацию… Даже утюг с кофеваркой. Каждый прибор связан со мной – головным устройством, контролирующим все и вся. Я слежу за расписанием включения и выключения, расходом воды, электроэнергии, за приходом и уходом хозяев, зарядкой их гаджетов. Слежу за всем.
Вадим Федорович любил эту локацию – простую и потому очень милую его сердцу. Песчаный берег медленно текущей реки, шум ивняка, колышущегося на ветру, пение птиц… Терраса уютной кафешки, примостившейся своим дощатым подиумом у самой воды, была пуста.
В воздухе рядом со столиком материализовалась девушка-официантка. Впрочем, это была лишь визуализация кода, выполняющего свои функции.
– Что будете заказывать?
– Стакан лимонада со льдом, пожалуйста.
Девушка кивнула, растворилась в жарком летнем воздухе.
– Оно сказало, что не голодное.
– Молчи, тебя не существует.
Голос электронного помощника обиженно смолк, но лишь на минуту.
– Я себя осознаю, значит существую.
– Ты просто игрушка…
Приближающийся поезд – жуткое зрелище. Особенно если это автоматический рудовоз: по-акульи злобные, лишенные разума глаза-фары, собранные в светодиодные пучки; змеиный хвост из сотни вагонов – многосекционных, каждый высотой в три стандартных контейнера и шириной больше десятка метров; чешуя бронепластин, тускло поблескивающих в свете дорожных прожекторов… Вся эта лязгающая, свирепо рычащая махина, заранее возвещающая гудками о приближении, медленно выползает из-за поворота и неумолимо надвигается на тебя, а ты не смеешь отойти в сторону, подальше от путей, потому что должен следить за прохождением стрелки, ведь это твоя работа.
– Вот, Иван Петрович – закончил!
– Хм… Ну что ж, ну что ж… С профессиональным алгоритмом сверили?
– Я уж сначала с вами. Вы же заказчик.
– Да что вы, Порфирий Семенович? Угомонитесь же ради бога!
Распахнув от испуга глаза, она прогибалась в тонкой талии, стараясь увильнуть от руки, которая назойливо тянулась приобнять ее.
– Право, обижаете вы меня своими двусмысленными манерами. Нельзя так! Я девушка другого воспитания.
– Как же-с, знаем, Варвара Дмитрьна. Однако не могу я призывать себя к сдержанности, коли дело оборачивается столь удобным для меня образом. Родственник ваш, когда, говорите, с приездом ожидаются? Только третьего дня?
Варя, покрасневшая и стыдливо отворачивающаяся от настырного воздыхателя, уж прижалась к стене и не знала куда ей деваться.
Фантастический рассказ, написанный не ради хайпа, но на злобу дня.
– Алло! Это я. Удрала с работы, бегу домой. Ты проверил?
– Проверил. Тремя разными тестами.
– И?
– Все верно. Ошибки быть не может.
– О господи…
В трубке молчание, почти минуту.
Несколько недель за обзорным стеклом непроглядная тьма. Человеческий глаз не способен воспринимать цветовое многообразие космоса, мы видим лишь россыпь искрящихся звезд. Но уже на второй или третий день ты перестаешь замечать их. Остается лишь тьма. Бесконечная, необозримая тьма, сквозь которую мы мчимся в неизвестность.
– Ну дак чо?
– А чо? Ничего…
– Я и вижу, что ничего!
Галя откинула одеяло, встала с постели. Уперев руки в широкие бедра, замерла рядом с зеркалом.
– Куда же вы смотрели?
– Думали, что сменщик это, вместо Матвеева, новенький из аниматоров. А оно вона как…
– Думали они… Сменщик…
– Спустишься за ним вниз?
– Ага, – Томас быстро допивал кофе, поглядывая то на жену, то на часы, – Очень хороший экземпляр! Таких крупных самцов на Лесной я еще не видел, жалко будет упустить. Сейчас он в секторе эр-одиннадцать и, чтобы уйти оттуда, ему хватит сорока минут, так что стоит поторопиться.
Ненавижу игрушки. С тех пор, как эйнеры захватили планету. Им все равно, чью шкуру на себя напялить, в чье тело залезть, лишь бы не сгнило слишком быстро. Плюшевое зверье из синтетических тканей прекрасно для этого подходит: мишки, собачки, котики…
– Не кричи на меня!
– Сам заткнись! – швырнула неочищенную картофелину в мойку, – Господи, на что я потратила десять лет своей жизни…
Смахнула слезу, набросила на плечи пальто. Ботинки не хотели налезать на ноги и это злило ее еще больше.
Луч осветил газон, скользнул по окнам. Человек не решился заходить на чужую территорию, пошел дальше. Фрон с облегчением выдохнул. Минуту он еще смотрел в щелку между шторами, потом спросил служанку:
– Где парадная?
Та неопределенно махнула рукой.
– Веди! – подтолкнул ее дулом оружия.
Как только они ушли, прислуга донесла хозяевам, а те сообщили куда следует. Но несколько драгоценных минут беглецы выиграли. Им удалось незамеченными подняться на несколько ярусов выше, пройти вдоль Каньона, растворяясь в толпе.
Судя по всему, машина встала на то же место, откуда телепортировалась: об этом можно было судить по отпечаткам на пыльном бетоне. В ангаре было пусто и прохладно – конец сентября, на дворе ночь.
Митька посмотрел на приборы, на всякий случай повторил про себя последовательность включения, которую ему втолковывал дед. Потом открыл дверь, спрыгнул с высокого для него порога: макушка большой головы едва возвышалась над нижней кромкой окон.
Очень хотелось включить фонарик на винтовке, но Павел не собирался провоцировать того, кто за ним наблюдает. Он опустил стекло на шлеме, активировал ночной режим. Мир вокруг посветлел, стали различимы детали, которые скрадывала темнота. Ростовский повернулся, сделал знак остальным оставаться на местах. Сам пошел дальше.
– Пропал! Я точно тебе говорю, как сквозь землю провалился!
Женщина с выпученными от волнения глазами вдруг замолчала, придвинулась ближе к подруге, с которой только что делилась сплетнями. В узком коридоре двоим разойтись сложно и ей пришлось потесниться, чтобы пропустить мужчину. Статный, с хмурым взглядом, на вид лет сорока – он появился в поселении совсем недавно и местные поглядывали на него с недоверием.
Хозяин долго слушал Фронольда, сидя у костра. В дом он его не пригласил, но дал поесть и уже третий раз наливал в глиняные кружки ароматный отвар из болотных ягод.
– Это все ваши дела, людские, – хозяин встал, собрал тарелки, помыл их тут же, в протекающем рядом ручье, – Ты помог мне, когда укрыл последнего джергорианца, взамен я показал тебе, где искать руду. Мы в расчете. Я хочу, чтобы меня оставили в покое.
– Хорошая машина. Дедовская! Настоящая капсула времени, – парень, на вид лет двадцати, с окладистой хипстерской бородкой, в вязаной кофте и узких красных джинсах, с улыбкой ходил вокруг покрытого пылью автомобиля, – Тыща девятьсот… черт знает какого года. Это, наверное, Москвич. Или Победа.
Он протер очки, посмотрел на багажник, потом через окно в салон, но не обнаружил никаких надписей.
– Крупный космический объект, который астрономы до сих пор не могут классифицировать, находится на расстоянии всего лишь одного часа полета до Земли, – телевизор вещал уверенным голосом диктора, сопровождая комментарий красочной компьютерной анимацией, – За последние сутки объект необъяснимым образом менял траекторию и скорость. Прогнозы относительно его столкновения с Землей остаются расплывчатыми…
– Которая труба?
– Проходите! Это в гостиной. Мы уже замучились с ней – третий день подряд булькает, даже ночью не перестает.
Василий начал снимать ботинки, но хозяин квартиры сказал, что это лишнее, можно пройти не разуваясь. И хотя на следы, оставленные на паркете, он посмотрел с плохо скрываемой брезгливостью, починка трубы была для него явно важнее.
– Как-то странно выглядит, – признался Валерка, – Некрасиво. Я бы на свою не поставил.
– Тут дело не в красоте, – Славик вытер испачканные руки, бросил ветошь на пожухлую траву, – Главное практичность!
Обошел машину кругом, снова встал спереди, критически осматривая проделанную работу. Наклонял голову, прищуривался, отходя назад и снова приближаясь.
– Откройте!
В дверь барабанили все настойчивее. Обшарпанная створка тряслась, от нее летела пыль, кружась в свете слабой диодной лампочки.
– Откройте! Это судебные приставы!
Фронольд не мог открыто появляться в кварталах Каньона. Он не мог даже купить новый флайскутер – любой торговец моментально донесет Штэри Зандельму и получит за это кругленькую сумму. Но Джергор переполнен старателями и большинство из них ходит в противопылевых респираторах или с тканевой маской, скрывающей лицо. Одевались работяги тоже не броско, почти одинаково: при желании на планете можно было затеряться, слиться с толпой.
Данные неслись потоком – мощным, неохватным, ужасающим своей сложностью и вселяющим уважение изяществом формул и уравнений. Она не обязана была понимать его, в ее задачу это не входило, но за годы работы внутри сервера научилась распознавать многие решения, которые использовала машина, предвидеть результат, за которым должен последовать ее, человека, вердикт. Она – всего лишь номер, адрес в схеме вычислителей. Чтобы не сойти с ума и не забыть свое настоящее имя, на один из мониторов приклеена фотография: папа Сергей, мама Лена, младший брат Антошка, и она – Таня.
Каждое утро он спрашивал: “Бетельгейзе еще не взорвалась?”. Помощник успокаивал его, говорил, что все в порядке. Но удовлетворения от этого смотритель не испытывал. Какое там удовлетворение, если в голосе электронного помощника не чувствовалось космической, вселенской радости, которая была бы у человека, понимающего, что судьба подарила ему еще один день.
Через развалины удалось пробиться легко – там отряд не встретил сопротивления. Но как только они вышли на открытую местность, по ним сразу стали работать с воздуха.
– Дроны! – закричал Андрей, – Сержант, радиоэлектронный глушитель!
Тут же взметнулась в воздух ракета, разорвалась на высоте полета боевых дронов. Они будто ослепли, разлетелись в стороны, некоторые камнем упали на землю.
Песчаная буря улеглась – высоко в небе еще кружились остатки мутной взвеси, но дышать можно было и без маски. Фронольд вбил в скалистый грунт вертикальную иглу зонда, дождался, пока она начнет самостоятельно погружаться, вгрызаясь в твердую породу. Удовлетворенно хмыкнул, собрал инструменты и вернулся к флайскутеру.
Все знают, что бегать нужно каждый день. Если уж решился, то нельзя давать слабину! Дождь, снег – неважно. Один раз позволишь себе остаться дома и все, пиши пропало: эта червоточина поселится внутри, не даст покоя. Каждый раз будешь думать, что погода неподходящая, сил после вчерашнего совсем нет, да и созвездия, кажется, сложились не в твою пользу. Найдется миллион причин, чтобы уговорить себя не выходить. “И в самом деле, еще разок не пробегу – всего лишь один! – ничего и не случится, потом наверстаю”.
Ее прижали к стене, беззастенчиво обыскали. Отбросили в сторону найденный “глок”, в котором и обоймы-то не было. Обойму нашли в кармане, тоже кинули в сторону. Удивительно, что догадались сделать это только сейчас, хотя она сдалась почти в двух километрах отсюда. Впрочем, сопротивления они не боялись, ее руки скованы за спиной, особо не повоюешь. Но обыск – хороший признак: значит ведут туда, куда нужно. Кто-то сдернул с ее рубашки офицерский значок с надписью “лейтенант Саманта Новак”, внимательно рассмотрел, забрал себе.
Снаружи еще доносился шум уличного боя, но с каждым шагом он отдалялся, становился тише. Пленница искоса поглядывала на тех, кто ее конвоировал. Два акциностских гренадера, затянутых в черные, обтягивающие экзоскелеты. Швы на них светились голубыми полосами энергетической защиты.
Ольга смотрела в окно, на строящуюся напротив многоэтажку.
– Они почти закончили. Слышь, Дим?
– Что закончили?
– Этот дом. Который напротив. Почти доделали последний, десятый этаж.