На израненной присутствием землян планете, где не хватало и человеческого, и звездного тепла, где в длинном, почти тысячедневном году все месяцы – зимние, солдат полз по снегу. Полз, оставляя за собой красный след. Настолько яркий на белом фоне, что не было никаких сомнений – заметят. Но он полз, упрямо подтягиваясь на руках, двигая сначала здоровую ногу, потом ту, что пришлось туго перетянуть жгутом.

Остановился, чтобы перевести дух. Где-то в отдалении слышалась нескончаемая кононада, но она его не трогала, привык за долгие месяцы. Беспокоило лишь высокое небо с ползущими по нему облаками. Там, в сверкающей синеве, появлялась смерть. Тихо, незаметно, неразличимая для глаз человека, потому что размеры ее были ничтожны, а высота, с которой она выслеживала добычу, слишком большая.

Протер слезящиеся глаза, посмотрел вокруг, оставив неподвластное ему небо в покое. Он двигался к своим, возвращался на юг, к тому месту, откуда ушел с другими бойцами. Продолжалось это бессчетное количество раз – вперед, назад… А потом те, другие, тоже – вперед, назад… Пересекаясь, сталкиваясь, уничтожая друг друга, надеясь, что уж теперь-то дело сдвинется с мертвой точки и те, другие, побегут! Но нет. Вперед – назад, вперед – назад… И после этой вылазки у солдата не осталось товарищей, которые шли с ним плечо к плечу. Обратно ползти одному. Еще столько же, сколько успел преодолеть. До ночи не успеет.

“Ну и ладно. И хорошо. В темноте как-то спокойнее. Если не двигаться, то переохлажденное тело и тепловизором не распознать. А замерзну за ночь – что ж, так тому и быть”.

Посмотрел на раненую ногу.

– Проклятая планета. Ненавижу.

Чтобы переночевать, нужно найти подходящее место. Хороший снежный бруствер, желательно закрывающий с нескольких сторон, или, на худой конец, воронку от взрыва. Впереди, метрах в пятидесяти, как раз виднелось нечто похожее на складку в ледяном рельефе.

Солдат вздохнул, сжал зубы и пополз. Теперь он старался заметать за собой кровавый след. Ему бы не хватило сил делать это с самого начала, быстро бы выдохся. Но последние пятьдесят метров стоило преодолеть не оставляя заметных следов.

Еще чуть-чуть…

Перевалился через край, сползая по снежному наносу на дно ямы и долго лежал там с закрытыми глазами, втягивая и выдыхая морозный воздух.

Потом сел, осмотрелся. Ледовая складка оказалась брошенной траншеей. Это даже лучше. Намного лучше! Ему чертовски повезло, что она здесь оказалась.

Зачерпнул перчаткой горсть грязного снега, стал осторожно откусывать, чувствуя стекающие в горло ледяные струйки. Неприятно, зато смерть от жажды ему не грозит. Вот с едой сложнее – ничего не взял, когда удирал от подбитого краулера, вспыхнувшего, словно бенгальская свеча.

Ни аптечки, ни автомата. Только пистолет в кобуре, два магазина к нему и нож. Какой уж там автомат, если сил едва хватает для перемещения себя любимого? Хорошо еще, что жгут хранил в отдельном кармане. Свой жгут, собственный, не из аптечки. Без жгута бойцу никуда.

Солдат снова поднял голову к небу. В вышине беззвучно двигались две звездочки: одна с севера на юг, другая с юга на север. Ангелы смерти, начиненные вечным покоем, двигающиеся за пределами атмосферы и потому недосягаемые для обычных ПВО. Разминулись, почти соприкоснувшись. Впрочем, это только с поверхности так кажется.

“И кто-то ведь их запускает. Играет в бога. А я? Кто я в этом мире? Что сделал? Чему научился, кем стал? Обычный стрелок. Даже по гороскопу. Видно, на роду так написано. Почти дожил до возраста Христа, года не хватило. Как теперь ухватиться за этот год, прожить и его? К четру! О таком лишь перед смертью думают. А я не хочу умирать!”

Послышались шаги, тихие голоса. Он вжался в стенку траншеи, понимая, что неизвестные идут той же дорогой, что и он – с севера на юг, но только они не домой возвращаются.

Кто-то перескочил траншею справа, в нескольких шагах от него. Потом слева, уже подальше. Укрытие не проверяли – возможно, они сделали это днем и сейчас были уверены, что здесь никого нет.

Солдат взялся за рукоять пистолета, который ему, конечно, ничем не поможет. Слушал, как чужаки живым потоком двигались к своей цели, чудом не натыкаясь на него, обходя с двух сторон. И вот все стихло.

– Проклятая планета, – беззвучно, шевеля одними губами, повторил стрелок. “Эта война из-за нее, только из-за нее. Вся ненависть из-за нее!”

Вспомнилось, как люди радовались, обнаружив ее особенность. Как творили добро, отдавая нуждающимся частичку жизни. Но продолжалось это недолго…

Стемнело. Он задремал, съежившись в ледяной яме. Одинокий, раненый солдат, за которым никто не придет. Никто не спасет его, потому что никому он не нужен. Успокаивал себя только тем, что человек – тварь удивительно живучая. Подтверждение тому не раз видел собственными глазами и касалось это не только разума, упрямства, силы воли, а в первую очередь бренного тела, пусть изрядно потрепанного, израненного, но не желающего умирать, не перестающего двигаться.

Однако под самое утро, когда небо уже розовело, пришли. Нет, не пришли – пришел. Только один, как и он сам. Легко и бесшумно спрыгнул в траншею. Подумал, видимо, что укрытие необитаемо, но почти сразу заметил раненого и вскинул винтовку с длинным стволом. Медленно приблизился.

Солдат увидел серый, маскировочный костюм, раздосадованно выдохнул. “Вот и все. Сейчас он покончит со мной. Все мучения уйдут в небытие. Ладно, ничего не поделаешь. Существует загробный мир или нет – лишь бы все поскорее закончилось!”

Тот, в сером, подошел так близко, что стали видны его глаза, сверкающие над шерстяной, заиндевевшей маской.

– Девка, – усмехнулся солдат, глядя в темные зрачки.

Ничего удивительного. Среди снайперов было много женщин.

Она стянула маску до подбородка.

“Ну точно – девка. Красивая, зараза…”

– Пистолет.

– М-м?

– Пистолет достань и брось мне.

Неуклюже и не с первого раза, потому что пальцы замерзли, он достал из кобуры пистолет, швырнул. Сил не хватило, чтобы докинуть – ей пришлось сделать еще шаг, нагнуться.

Лицо солдата исказила кривая ухмылка. Вспомнил инструктора, который показывал, как обезвредить врага: “он к тебе, а ты вот так, кулаком ему и ногой сюда…”

“Ударить? Это с ранением-то? Обессилевшему и замерзшему? Мамкины специалисты! Пусть сами сюда ползут и пытаются ударить. А я погляжу”.

Девчонка все понимала, она почти не боялась его.

– Еще оружие есть?

– Нож.

– Доставай.

Даже не сказала “медленно”. И так понятно. Попробуй-ка дернуться, сразу пулю получишь.

Он провозился с ножом почти минуту, но, наконец сдался:

– Не могу. Примерз, наверное.

Она спрятала его пистолет, достала свой.

– Руки за спину.

Он повиновался. Целясь солдату между глаз, подошла вплотную. Парень чувствовал, как холодный ствол коснулся его лба. Закрыл глаза.

– Давай… – прошептал. – Не тяни…

Несколько долгих мгновений ничего не происходило. Солдат в нетерпении поднял веки. Девица уже сидела на снегу в трех шагах, разглядывала его нож. Винтовку прислонила к краю траншеи.

“Бесшумная стерва!”

Она снова смотрела на него, но вдруг вскочила, развернулась: где-то в вышине назойливо зажужжало. Звук становился все ближе и ближе, пока оба не увидели летающую машинку смерти. Она снижалась, целясь в их траншею.

Снайперша отвела руку за спину, показывая солдату растопыренную пятерню – не двигайся!

– Это наш дрон, с нейронными мозгами. Пока меня видит – стрелять не станет. Просто оставайся рядом.

Стрелок промолчал. Он не понимал, почему она не хочет вылезти из траншеи, отойти на безопасное расстояние? Пусть бы летун его прикончил! Или она считает, что это ее, человеческая, а не дронова добыча, и теперь только она решает, как с ним поступить? А может… Нет, о таком даже думать нельзя! Не тешить себя напрасной надеждой. Девчонка все равно его пристрелит. На этой планете только так!

Машинка покружила еще с минуту, словно присматриваясь к странной парочке, потом быстро набрала высоту и исчезла в морозном воздухе. Девушка проводила ее взглядом, потом шумно высморкалась. Успокоившись, она вернулась к своему пленнику.

– С севера на юг пробираешься?

Солдат утвердительно кивнул.

– А что с ногой? – поморщилась, глядя на его ранение. – Давно пулю получил?

– Вчера.

– Днем? Ближе к полудню?

– Да.

– Рядом с брошенным краулером? Когда всех из твоей группы положили?

– Д-да…

“Откуда знает?”

Ответ был очевиден, он медленно наполнял разум солдата ледяным огнем ненависти, в то время как девушка продолжала, чуть склонив голову набок, смотреть на окровавленную штанину.

– Моя работа, – наконец призналась она и снова поморщилась, будто это знание доставило и ей физическую боль.

Достала аптечку, открыла, разложила медикаменты. – Попытаешься сделать мне плохо, – искоса глянула на солдата, – останешься совсем без помощи. Тогда точно сдохнешь.

– Это помощь врагу. За такое тебя свои же…

Приложила палец к губам: “т-с-с!”

– Мне плевать. Свои, чужие… Разве тебе не стала омерзительной эта война?

Обработала рану, перевязала, вколола ему несколько ампул какой-то дряни, от которой ушла боль и стало как будто теплее. Хорошая дрянь!

Она выудила из рюкзака металлическую банку с саморазогревающимся бульоном, щелкнула крышкой.

– Держи. Силы тебе понадобятся.

С теплом и сытостью стала уходить ненависть. Нет, она не исчезла совсем, ведь симпатичная стерва один раз уже пыталась убить его. И у нее почти получилось. Но бульон и лекарства сделали злость совсем маленькой, забившейся в темный уголок солдатской души.

– Зря. Ваши вперед ушли, теперь я в чужом тылу. Разве смогу выбраться? – он покачал головой. – Зря. Дура, одним словом.

– Пусть дура. И если бы не увидела так близко, – кивнула на его ранение, – то, может, и дальше пошла бы убивать. Но теперь хватит! С меня – хватит! Это была последняя капля.

В ее словах и в том, как они были сказаны, сквозило вселенское разочарование. Девушка в сером хаки никому и никогда не хотела снова признаться, что это “ее работа”. Никому и никогда во всем снежном мире! Странном, холодном мире. По-своему милосердном, но в то же время жестоком.

Да, планета дарила время. И многие пытались это понять. Но что они изучали? Десятки лабораторий. Сотни, тысячи энтузиастов. Исследования, заказанные в метрополии. А результат? Сделай добро человеку и твоя жизнь уменьшится ровно на сутки, а его жизнь – увеличится на тот же срок. Как? Почему не наоборот? Что за силы, управляющие этими процессами, скрыты в самой планете? Никто не узнал. Просто оказалось, что нельзя быть добрым ради чего-то. Истинная доброта бескорыстна.

– От судьбы не уйдешь, – все еще ворчал солдат. – Проживу лишний день, но потом попаду на твой же прицел. Или на чей-то другой. Какая разница? Думаешь, что смогу доковылять до своих? Что оставлю здесь, – он приложил руку к сердцу, – каплю жалости к вашим? Что когда-нибудь вот так же…

Замолчал, с удивлением принимая из ее рук еще две банки с бульоном.

– Извини меня, солдат, – прошептала девушка-снайпер.

– Почему? – спросил он, удивляясь не ее словам, а лишь проявленной доброте и двум банкам с бульоном.

– Нипочему. Хочешь долгих, бессмысленных объяснений? Думаешь, это можно объяснить? Я сама не знаю.

Она выбралась из траншеи, собираясь уходить. Оглянулась.

– Просто еще один день. Разве плохо? Пусть будет.