Колючка была разорвана и заменена частоколом в двух местах, как раз напротив картофельных полос. Кто-то здесь прорывался. Кто и когда? Игорь понятия не имел. За прошедший год он первый раз вернулся домой.

Стал подниматься по прислону к избушке и вдруг понял, что, хотя и знает – дом теперь чужой, а все равно называет его по-прежнему – марьин. Что ж… Многое с ним связано, враз из головы не выкинешь.

Подошел вплотную, приложил ладонь к стене из неотесанного дерева, которое, кажется, за год стало еще темнее. Время идет. Но все равно видно каждый сучок, каждую отметину, которые когда-то рассматривал, а иные и рисовал. В блокноте разве что Лешка появляется чаще, чем этот дом.

Скрипнула дверь.

– Шериф?

Теперь многие его так называли. Почему нет? Людям нравятся эффектные словечки из прошлого. И кто запретит? Нет законов, регламентирующих охрану порядка. Разве только Демьяныч называет участковым, но это его дело.

Худой мужчина, открывший дверь, протянул Игорю руку.

– Здравствуй. Давненько тебя не было. Некоторые уж стали поговаривать… Ну, ты понимаешь. Кхм…

В другой жизни он был агрономом, этот худоба. Прибился к Обиталищу еще до того, как Игорь ушел. Немногословный работяга, который ни у кого ничего не просил. Он так бы и пропал, но в общине решили – пусть остается. И, раз уж Марья переселилась с ребятишками на холм, отдали ему дом на окраине. Пускай присматривает за картофелем.

– Фиг им. Тем, кто поговаривает, – Игорь снял с плеча рюкзак, оружие. Сел на скамью. – Чего нового-хренового?

Агроном присел рядом.

– Тихо все. Вот по весне только, – кивнул на частокол, заменивший рваную проволоку, – голожопики приходили. В городе-то им невмоготу стало.

– Отбились?

– Отбились. Теперь нормально. Все тихо…

Лес едва слышно шумел листьями, ветерок доносил до людей птичьи трели. На всем голубом небе лишь одно облачко проплывало оторванным куском ваты и ничто не мешало солнечным лучам согревать землю.

– Покушаешь?

Игорь отрицательно мотнул головой.

– Не, спасибо. На холм пойду.

Встал, подбирая амуницию. И, когда уже отошел на несколько шагов, обернулся. На мгновение замялся, раздумывая – как бы спросить о том, что интересует больше всего?

– В порядке она, – опередил его агроном. – Приходила неделю назад с обозом, картошку забирали.

Хотел еще что-то добавить, но то ли решил, что Игорю это не интересно, то ли подумал – пусть сам разговаривает с Марьей про ее личную жизнь. Промолчал.

Шериф то и дело останавливался по дороге – воздух Обиталища пьянил. Обычно вокруг него выжженое ядерным огнем пространство и сколько бы километров он не намотал вдали от дома, бывало по два-три месяца шел в одну только сторону, а таких обширных островов зелени не встречал... Может и остались они в какой-нибудь Амазонии, да и то… Разве теперь узнаешь?

Щелкнул пару раз языком, прислушиваясь к шуму деревьев. Вдалеке щелкнуло в ответ.

– Вот и правильно, – пробормотал Игорь, – сиди пока за колючкой. Они с тобой не готовы встретиться.

Чем дальше к холму, тем чаще попадались домики и землянки. Люди приходили к Обиталищу со всей округи, просились принять. И тому, кто не одичал, не успел за последние годы превратиться в зверя, отказа не было.

“Мир изменился до неузнаваемости”, – думалось Игорю, – “но человек… Человек слишком живучая тварь, чтобы взять и вот так запросто сдохнуть после ядерной войны. Стоит ли этим гордиться? Вряд ли. Может, природа дает нам последний шанс? Тьфу, какая банальная глупость… Хотя почему? Все правильно. Это ведь не наша, а ее заслуга, природы, в живучести человеческой. И вот мы снова выползаем изо всех щелей, объединяемся… И, оказывается, нас осталось не так уж мало”.

До центра Обиталища добрался как раз к закату. Что-то там отмечали – пили, плясали вокруг костра. Будто все нормально, все в порядке. Что говорите? Была война? Да плевать! Она прошла и ничего больше знать не хотим. У нас праздник упавшей шишки!

– Здравствуй, Демьяныч. Где главный?

Главному не придумали еще звонкое прозвище. Да и что тут придумаешь? Товарищ председатель? Главный он и есть главный. Выбрали всей общиной – пускай теперь руководит.

Завидев Игоря, старик вспыхнул на мгновение искренней радостью, начал было что-то быстро, взахлеб рассказывать, но не сумел перекричать толпу. С досадой махнул связкой дохлых голубей, указывая на домик, что повыше других, чьи бревна на фоне иных избушек да в вечернем сумраке казались свежее, белее.

Игорь вошел – внутри голоса, смех. “И чего они тут курят? Дым коромыслом!” Прокашлялся, нашел себе непочатый литр пива. “Это тебе не крафтовое нефильтрованое, это…” – он заглянул внутрь деревянной кружки, поморщился, – “такая же неопознанная, неизвестно из чего сделанная дрянь, как и курево!” Впрочем, Игорю оно не для хмеля, а чтоб горло с дороги промочить. Опрокинул в себя один литр, взялся за второй, но уже смакуя, не торопясь.

– Чо празднуем-то?

Его будто только сейчас и заметили. Заоборачивались, стали прекращать разговоры. Кто-то услужливо отступил в сторону, освобождая место ближе к главному.

– Здорово, шериф. Долго же тебя не было.

Главный еще не дожил до тех лет, чтобы его, как Демьяныча, хотелось называть стариком. Он и всего-то чуть старше Игоря. Светловолосый дядька, наперекор всем невзгодам не растерявший тучности. Вояка из него аховый, а вот голова светлая. “Председателем ТСЖ был, что ли? Не помню”.

– Здравствуй, Геннадий Маркович.

Игорь смотрел на людей, столпившихся в доме. Многих знал, с кем-то вместе в дозор ходил, но были и незнакомые, те, кто пришел в Обиталище недавно.

По правую руку от Марковича стояла дочь его Ксения, единственная девка, которая могла присутствовать в доме во время гулянки или серьезного разговора. Впрочем, правило это негласное. Никто на свободы прекрасной половины не покушался, просто так уж сложилось, что женщины Обиталища не стремились в политику и на войну.

Игорь еще раз кашлянул едким дымом и Ксения посмотрела на него будто с усмешкой.

“Чучело сопливое. От горшка два вершка, а туда же…”

Он вдруг заметил Гришу. Забыл на минуту про Ксению, забыл про главного и вообще про всех, кто стоял рядом. Кивнул старому приятелю. Тот кивнул в ответ. Теперь, когда Игорь был почти в постоянной отлучке, именно Григорий следил за порядком.

Невысокий, плечистый. Взгляд тяжелый, из-под смуглых волос, с ним даже о погоде будешь говорить словно на допросе. Дипломатии ему, пожалуй, не хватает. Не всегда умеет в разговоре с правильной стороны к человеку зайти. А так парень надежный. Ни от дела, ни от семьи бегать не станет. За то его Марьяша и выбрала.

– А празднуем мы, Игорюха, – главный привалился к нему сбоку, не выпуская пиво из руки, – твой день! Забыл, что ли? Ровно год назад сбил тварюгу!

Снова загалдели, стали смеяться и бить кружками о кружки.

– Помню, – тихо сказал шериф, никем не услышанный.

Хотел было рассказать все сразу, что знал, что видел, о чем догадывался – сбросить груз информации, накопленной за год. Но понял, что и сам языком плохо ворочает, да и люди его слушать не готовы. Бог с ним, с этим грузом. Подождет до завтра.

Приоткрыл глаза, мутным взором посмотрев на Ксению. Она уж примостилась на подлокотник того стула, на котором сидел и он. Время далеко заполночь. Некоторые лежат на полу в беспамятстве, кто-то играет за столом в самодельные картишки.

– Пошли, – увлекла его за собой девушка.

– Пошли, пошли…

На улице спросил:

– Лет-то тебе сколько?

Не ответила. Сам вспомнить не смог, да может и не говорил главный о ее возрасте. Пятнадцать? Шестнадцать?

Игорь открыл дверь сарая, втолкнул девчонку. Запер, прижав снаружи березовым дрыном.

– Проспись сначала.

И, не обращая внимания на протестующие крики, сам свалился – тут же, у дверей.

Сны шерифа посещали редко. Но если и случалось, то одно и то же видение: будто его бабушка по мамкиной линии сидит на лавке с подруженьками у самого подъезда. Тенью нависает над ними большой тополь, воробьи перебивают друг друга, перелетая с ветки на ветку. И вся эта летняя идиллия разрушается лишь двумя странностями – у каждой старушки в руках по калашникову, а позади стоит, подпирая головой ветви тополя, Лешка.

Тут Игорь обычно просыпается. Это его личный “Сон Сары Коннор”, только без ядерных взрывов. Взрывом служит видение двухметрового мутанта за спиной бабушки Лены – выдергивает из сна почище термоядерного заряда.

– На, попей.

Геннадий Маркович стоял над ним с ковшом чистой водой, загораживая головой солнце.

– Ты Ксюху запер?

Игорь с трудом оторвался от земли, оглянулся на сарай: дверь нараспашку, дрын рядом валяется.

– Я.

Присосался к воде.

– Тю-ю… А чего так? Я надеялся, что найдете общий язык.

– Сводник ты, главный. Постыдился бы – собственную дочь…

– Дочери мужик нужен! Да и ты… Один будешь – опять ведь уйдешь.

– Не доросла еще.

– Не твое собачье дело! – добродушно отмахнулся Маркович и забрал пустой ковш. – Сейчас рано взрослеют. Ну ладно, пойдем в дом. Расскажешь – что там в окружающем нас мире.

Про окружающий их мир собрались слушать только пятеро. Главный не любил, когда информация разлеталась по Обиталищу раньше, чем он сам ее переварит, обдумает, перетрет с советниками. Потому и не звал на такие совещания посторонних. Даже любимицу свою не пустил.

– Давай, говори.

Игорь взялся прикалывать к стене вырванные из блокнота странички, объединяя их в одну большую карту.

– Город пустой. Черноходы и те вымерли – им уже не на кого охотиться. Дальше, на западе, попадаются отдельные человечки разной степени придурковатости, но их мало и они разрозненные. Опасности не представляют. А вот к югу от нас было поселение…

– Было? – переспросил кто-то из мужиков.

– Ага. Перегрызлись они между собой. Те, кто цел остался, разбежались. Но надо иметь в виду, что если один раз собрались, могут и еще раз собраться. Я тамошних беглецов поспрашивал, говорят община дурная была. Пытки, убийства… Девок терзали… Варварство, одним словом.

– Далеко это?

– Километров четыреста будет. Где-то вот здесь, – Игорь ткнул пальцем в карту.

– А что на восходе?

Шериф пожевал губу, размышляя над ответом.

– Пусто. Вообще. Ни людей, ни животных.

Главный переглянулся с остальными.

– Радиация?

Игорь отрицательно мотнул головой.

– Грязные пятна встречаются, но, судя по замерам, фон не зашкаливает. Тут что-то другое. Я шел очень долго, пытался понять, но везде одно и то же – развалины, тишина. Все живое изгнано. Даже не знаю, как далеко простирается эта мертвая территория. Может, до самого Урала.

– Ни жуков, ни пауков?

– Насекомые есть. И растительность. Но в остальном глухо.

– А птицы?

– Видел, хотя и редко.

– Чертовщина…

– Ну а север?

– Север живуч. Но там еще одна скверная дружина и разбегаться они не собираются. Где-то в этом месте, – снова повернулся к карте, ткнул пальцем в листок бумаги, – или даже вот тут. Сам я близко не подходил, у местных спрашивал. В общем-то все подробности в дневнике записаны, – кивнул на тетрадь в кожаном переплете.

Полдня его расспрашивали, отодвинув дневник в сторону. Да оно и правильно – чего записи читать, если автор здесь? Он все это видел, на собственной шкуре прочувствовал.

Когда наговорились, притихли, ожидая то ли возгласа “но и это еще не все!”, то ли надеясь услышать веское мнение главного. Ничего не дождались и тогда Игорь решил добавить:

– Вы это… Не надейтесь на меня больше.

– В смысле?! – вскинулся Григорий. – Ты что, место получше нашел? Или дело…

Шериф поднял руку, призывая к тишине.

– Не кричи. Я навсегда уходить не собираюсь. Погуляю в разведку и вернусь. Все как обычно. Но вам регулярные патрули нужны, потому как одного меня для этой работы мало. Народу, как я погляжу, прибавляется, так что… Отправляйте дозорных во все стороны, хотя бы по два-три человека. И на короткие расстояния, и на большие. И чтобы посменно, не оставляя территории без присмотра. Нам повезло, что за столько лет вокруг Обиталища серьезной опасности не появилось. Но, чувствую, скоро этот период закончится.

– А ты, значит, опять лыжи в одиночку смазываешь? – спросил Геннадий Маркович.

– Ну почему в одиночку? Мутанта вот приручил, с ним и пойду.

Главный засмеялся, махнул на Игоря рукой.

– Дуралей. Я серьезно, а ты все шутишь! Приручал бы лучше… – Маркович сделал неопределенный жест, указывая на дверь, но заканчивать мысль не захотел, умолк.

Расходились уже к обеду, когда солнце перевалило через зенит и из-за жары, а может и благодаря чрезмерным возлияниям накануне, ужасно мучила жажда. Хотелось холодного квасу, но и колодезная вода сойдет.

Игорь вытянул на цепи жестяное ведро, поставил его на сруб колодца. Чуть наклонил, чтобы можно было пить через край и прильнул губами. Быстро не получалось – вода ледяная, приходилось делать перерывы между глотками, заставлять себя не спешить.

– Пойдем к нам, – раздалось из-за спины.

Обернулся, посмотрел на Гришу.

– Марья окрошку сделала, – продолжал тот. – С пацанами повидаешься. Знаю ведь, что хочешь.

Игорь утерся рукавом, с тоской посмотрел на их дом. “Хочется, да. И не только с ребятишками”. Но он чувствовал, что каждый шаг к этому новому, недавно поставленному дому вызывает в нем почти физическую боль. Понимал, что изменить ничего не может и потому хотел снова бежать – подальше, прочь от Обиталища.

– Я чуть позже, ладно?

– Ну как знаешь.

И совсем уже было расстались, как Григорий вспомнил о чем-то, окликнул:

– Да, тут до тебя мужичок приходил.

Игорь остановился, сделал два шага обратно.

– Что за мужичок?

Гриша пожал плечами.

– Не знаю, не наш. Спрашивал человека, который летающий дрон сбил. А вообще говорил он мало и, кажется, с трудом. То есть русский ему не родной.

– Давно приходил?

– Он и сейчас здесь. Дня три тебя ждет. Как знал, что ты домой заявишься! Пока в карантинной сидит, на холм я его не пустил. Так что можешь сходить, поговорить. Если хочешь.

Игорь кивнул.

Карантинная – избушка с дюжиной лежанок и кухней, построенная на берегу пруда – ютилась не то, чтобы на самом отшибе, но в таком месте, куда жители Обиталища заглядывали редко. Других построек в округе не было, огородов или промысловых делянок тоже, вот и решили поставить здесь дом для временно проживающих. Вроде как и от центра всего два часа, если что – всегда можно отряд прислать, зато и не по соседству с людьми, которые, как во все времена, к чужим относились с подозрением. Пускай пришлые живут отдельно, под присмотром сменного караула. Покажут себя, на болезни разные проверятся, а там уж можно и на холм.

Пришлых с каждым месяцем становилось все больше, поэтому рядом с карантинной Игорь увидел пять или шесть шалашей, сложенных из веток. Людишки суетились, варили что-то в котле, рыбу из пруда добывали – в общем, старались скрасить свое существование как могли.

– Эдак у вас рыбы скоро и не останется. Всю повылавливаете, – заметил шериф молодому парню с удочкой, ради которой он где-то выломал ивовый прут.

– Жрать-то надо, – парень даже не обернулся.

Игорь хмыкнул, пошел дальше. В тенечке нашел одного из караульных, отрешенно затягивающегося вонючей папироской.

– Здоров!

Караульный вскочил, мгновение смотрел на нежданного гостя, потом торопливо протянул руку.

– Здрасьте.

Самокрученая цигарка отлетела в траву, где продолжила испускать свой пахучий дымок.

– Меня, говорят, искали? Кто-то из новеньких, – Игорь брезгливо затоптал окурок.

– А! Так это, – охранник стал оглядываться, – Лепетун. Вон он, под деревом. Слышь, иди сюда!

Человек посмотрел на них, словно оценивая, раздумывая – подходить или нет? Решил все-таки подойти. Встал, отряхнул потрепанную одежонку. Приблизился к Игорю и караульному, хотя на последнего даже не смотрел, цепкий взор его был сосредоточен на лице шерифа.

– Добрый ден.

– Угу, – Игорь окинул неизвестного беглым взглядом, – и вам не хворать. Спрашивали меня?

– А вы… – пришлый нахмурился. – Вы тот, кто сбил… этот… – он будто вспоминал слово, – дрон?

– Так и есть, – шериф кивнул охраннику, чтобы тот шел по своим делам, не грел уши рядом с чужим разговором. Собеседнику же своему рукой указал на лес – пойдем, мол, прогуляемся.

Они отошли от карантинной и всей обитающей там компании достаточно далеко, прежде чем продолжить общение.

– Я долго шел, – сказал чужак. – Далеко живу. Нас там тоже… Много. Как вас. Место похуже, но… живем. Только у нас проблема…

– Вы же до войны родились? – перебил его Игорь. – Вижу, что не моложе меня. Так говорите прямо – откуда? Все вот эти словоблудия – “мы живем далеко” – это ни о чем. Я хочу знать – из какой страны?

Человек долго смотрел ему в глаза.

– Ест разница?

Игорь кивнул – “есть”.

– Что ж… Я понимаю. Мы с другой стороны. Наши ракеты падали здесь. Ваши у нас. Вам ведь это важно, так?

Повисла долгая, тягостная пауза. Шериф теперь осматривал чужака гораздо внимательнее. Морщинистое лицо с шапкой вьющихся, подернутых сединой волос, светло-серые, словно выцветшие глаза… Куртка из грубой, но прочной ткани – самодельная, уже нынешних времен. Из-под закатанных рукавов видны жилистые предплечья, ладони с крючковатыми пальцами… Брюки из той же грубой ткани, а вот ботинки недурственные, довоенные и еще в хорошем состоянии. Армейские.

“Послать его на три буквы? А потом проследить – куда пойдет. Может даже Лешку на него натравить”.

Шериф достал флягу, сделал несколько больших глотков теплой воды. Закрутил пробку.

“Чужой с той стороны – это похуже, чем наши дикари. От наших понятно, чего ожидать. А этот… Явился с миром? Да кто его знает. А если лазутчик? Может, у них там хорошо отлаженная боевая община. Викинги. Чертовы берсеркеры! Вот только… Почему не таился, открыто пришел? И зачем им я?”

– Что за страна?

– Англия.

Игорь не удержался, хохотнул в голос.

– Англия?! Мужик, ты знаешь, на каком она расстоянии? Да и вообще – это, блин, остров!

– Транспорт есть, – спокойно ответил англичанин.

Шериф недоверчиво помотал головой из стороны в сторону.

– Ерунда. Что еще за транспорт? Велосипед? Надувная лодка? Туда надо на самолете лететь!

Англичанин молчал. Он словно давал Игорю время подумать, свыкнуться с какой-то мыслью, которую заронил в его сознание, но которую тот считал лишь безумной выдумкой.

Игорь отошел на несколько шагов. Перестал смеяться. Обернулся.

– Не, ну ты что – серьезно? Самолет?!

– Транспорт есть, – повторил чужак.

– А я вам зачем?

– Дрон.

– Дрон? Он что, вас бомбит?

– Нет. Это… Немножько другой дрон.

Англичанин то ли не мог найти правильных слов, то ли не хотел давать дополнительные пояснения. Снова молчал.

– В каком смысле “немножько другой”? – попытался расшевелить его Игорь.

Лицо у пришлого, и без того все время озабоченное, стало еще напряженней. Сейчас он должен был сказать главное и от того, как он это сделает, зависел успех всей его миссии.

– Людей на Земле мало. Если сравнивать с раньше. С ранее. Ну, ты понял. А если смотреть на ситуацию сегодня, то… Нас еще очень много. Миллионы, наверное. Рассеяны по обитаемым территориям. Люди мигрэйт, общаются. Важные, значительные события передаются на большие расстояния. Так мы узнали про тебя. Как ты сбил дрон.

– Об этом я догадался. Дальше что?

– Но важно не только то, что сбил. Важно, что ты сталкер. Охотник. В тебе… Как это? Сочетается! Умеешь прочувствовать логику злой машины и выследить ее. Мы давно так пытаемся, но у нас не выходит. Нам нужен ты.

– Да что за дрон-то?

Англичанин облизал пересохшие губы, сглотнул. Желая помочь ему выдавить из себя нужные слова, Игорь достал фляжку, протянул незнакомцу, позволив промочить горло.

– Спасибо. Ты ведь знаешь про терминатора?

Шериф криво улыбнулся. Пожалуй, это слово удивило его даже больше, чем “самолет”.

– Кино имеешь в виду?

– Нет. Тот дрон, что обитает у нас. Он как терминатор. Машина, замаскированная под человека. Осталась с войны. Думаю, была экспериментная разработка.

– Экспериментальная.

– Окей, экспериментальная.

Игорь закрыл глаза, шумно выдохнул.

– Помнишь свой дрон? – продолжал англичанин. – Он прилетал каждый день, так? Сбрасывал бомбы, улетал, потом снова возвращался. Так раз за разом. Безостановочно. Скольких он убил? Женщины. Дети. У нас происходит то же самое. Только мы не знаем, откуда ждать опасность. Неожиданно появляется, убивает, уходит. Кажется, он даже может менять лицо. Все бояться всех, потому что подозревают. Его надо выследить. А никто не может! Ни у кого не получается. Нам нужен такой, как ты. Нам нужен ты!

Шериф поднял голову, сквозь ветви окружающих его деревьев посмотрел на голубое небо. Пели птицы, пахло лесной свежестью, которая здесь, в глубине Обиталища, разгоняла дневную жару. А может и правда, не уходить больше? Нет, не в Англию! А вообще. Никуда. Найти подругу. Да хоть бы с той же Ксенией… Подрастет, ничего. Завести семью и жить нормальной жизнью.

– Самолет, – тихо сказал англичанин. – Самолет – тебе плата за выполненную работу. Оставишь его себе.

Опять тишина. Только птицы и ветер. Пять минут, десять. Чужак не торопил. Но вот и он не вытерпел:

– Ну что? Решил?

– Да.

– Идешь?

– Нет.