Жилявый вывел человека из пещеры. Тот не сопротивлялся и ноги его волочились скорее от страха, чем от желания дать отпор. Он верил, что ему уже приготовили жуткую, изощренную казнь. Хотел, наверное, объясниться, сочинить байку, чтобы спасти себя, но у него уж и зуб на зуб не попадал, отбивая дробь, раскалывая в сознании все фразы и слова на бессмысленные междометия.

– На колени встань, – сказал Меткач, – а то упадешь.

Тот с готовностью рухнул на колени. Подошел Вайсман, высветил фонариком лицо напуганного человека. Долго вглядывался.

– Что? Знаешь его? – спросил Кирюха.

– З… З-знает… – ответил сам человек, хотя Захар не торопился с ответом, он все еще смотрел на незнакомца. – П-пятнадцать лет н-назад… Осенью… Т… Т-торговый к-караван…

Вайсман отшатнулся.

– Точно. Ах ты сволочь!

Жилистой дедовской ладонью ударил человека наотмашь. Тут упал и сразу свернулся калачиком, ожидая, что остальные тоже примутся его колотить.

– Тише, тише! – Крил оттеснил Захара. – Сначала нам расскажи, хорошо? А потом будем решать – ногами его или руками.

– Это он! Он виноват! В смерти каждого!

– Да мы уже поняли, успокойся…

– Ничего вы не поняли! – Вайсман шумно выдохнул, отошел в сторону. Из темноты доносились проклятия, но уже не в полный голос, а едва слышно – он выплескивал в пустоту свою ненависть. Вернулся.

– Полтора десятка лет назад на станции случилась эпидемия. Не то, что настоящая Инфекция, но нам и небольшой заразы вот так… – он провел по горлу ребром ладони, – хватило. Из двенадцати человек семеро умерли, да и остальные долго протянуть не надеялись. Лекаря нет, разобраться – что к чему – толком никто не мог. Оставалось только жрать наугад таблетки. И тут…

Вайсман злобно покосился на того, который успел снова встать на колени.

– Появляется он. Пришел с торговцами. Я, говорит, врач. Могу помочь. Только дайте мне поковыряться в древних машинках, поискать кой-чего в медицинских разделах. Это, значит, он уже с тех пор искал вакцину для оборотней, паскуда. Обходил оставшиеся центры, где еще знания были. А мы-то думали, гадали – отчего люди на связь перестают выходить? Видно, не любил после себя свидетелей оставлять, гад.

– Я не… – подал голос человек, но Захар перебил его:

– Заткнись! Ты уже свое отболтал. Когда украл из базы данных инфу и удалил ее, когда врал нам про лекарство… А мы, дураки, поверили. Оно сначала и правда помогло, только эти… как их… ремиссии, они ненадолго. Померли все люди. Один я остался. Наверное, иммунитет от той заразы у меня был. Два года потом красные тряпки да предупреждающие таблички вокруг станции ставил, чтобы добрые люди стороной обходили. Мало ли…

К “врачу” подошла Конопатая. Крил уже помог ей перевязать раны и натянуть одежду, но бледный цвет лица выдавал ее слабость. Если бы не живой блеск в глазах, можно было бы подумать, что она сейчас лишится чувств.

– Расскажи нам все, – спокойно попросила она. – Где информацию находил, какие опыты ставил? Зачем? И какие у тебя приборы имеются, где ты их прячешь? Ведь имеются? Не из пальца же высасывал своих тварей.

Он потупил взор, но Дашка заметила на лице его тень улыбки. “Думает, будто поторговаться с нами может. За жизнь свою, а то и за благополучие. Надеется, что очень надо мне то, о чем я спрашиваю”.

Она протянула руку, скрытую полумраком подземелья. Царапнула “врача” когтем по щеке. Прошептала ему на ухо:

– Я сейчас обернусь и уволоку тебя обратно в пещеру. Ты этого хочешь?

Человек в страхе попятился, но наткнулся на стволы автоматов, которые держали Жилявый и Меткач.

– Уберите! Уберите ее от меня! Я все расскажу, честно!

Дашка спрятала руку в карман.

Когда выползли из тоннеля на свежий воздух, Вайсман собирался идти к старику, жившему в отшельничестве на развалинах гарнизона. Но времени у них не было, да больше никто и не хотел идти к странному слепцу: охотникам до него дела нет, а Конопатая с Крилом опасались, что на этот раз городской смотритель может согласиться на формальное, сделанное из вежливости предложение бросить свое обиталище и идти с ними. Это бы здорово их замедлило.

– Сам откуда? – распрашивала Дашка “врача”. – И звать тебя как?

– Юхан. С севера я. Совсем с севера, из-за холодного моря. Там, где много лет назад другие страны были, да и сейчас люди живут. Хорошо живут, лучше вашего. Знаний и диковин всяких от прежней жизни у них много осталось. Могли бы и сюда прийти, все ваши земли занять, самих вас… Но только мало там людей. Одна колония, вроде Южного базара, даже меньше.

– Если по тебе судить, то не слишком смелые люди. Хотя, наверное, хитрые. А то, что не отсюда ты, я по разговору сразу услышала. Наш язык звучит у тебя будто не родной.

– Правда, не родной. Но за морем и ваш знают, почти все на нем говорят. Потому что многие к вам пробирались и даже те, кто дом родной не покидал ни разу, когда-нибудь это сделают. Север заставит их сюда прийти. Здесь лесов много, людей. Есть с кем семью завести. А там все родственники друг другу, дальние и близкие. Плохо это.

Конопатая украдкой посмотрела на охотников. Они шли чуть позади, не упуская из виду Юхана. Жилявый и Меткач ничем не выдавали своих настроений, но было бы удивительно, если бы смерть Говорящего не задела их, не заставила думать о том, как быть дальше. Пока они шли все вместе, словно одна команда, будто так и было задумано. Однако… Конопатая не доверяла им. Чужие это люди, еще вчера выполнявшие приказы врага. И какой там был последний приказ? Черт его знает.

– А дальше? – спросила она “врача”. – Что дальше? За территорией вашего народа?

Юхан пожал плечами.

– Полярные земли. Океан, льды, холод.

– Не на севере, на западе.

– Ах, на западе… Да ничего там нет. Те же самые мутанты все заполонили. Честно говоря, не совсем понимаю – почему именно здесь столько людей выжило? Зоны есть, тварей пруд пруди, но до сих пор гнезда большие и вы даже не думаете вымирать.

– По твоему весь мир, кроме наших земель, мертвый? Без людей, то есть?

– Если бы кто еще выжил, мы бы знали. По радио связались, пешком дошли или еще как. Но вы последние. Вы, да еще, может, несколько кучек вроде нашей, на побережье ледяного океана, куда нелюди заходить не хотят.

– Ладно, леший с ним, с человечеством. Объясняй теперь про себя – что да как, на какие достижения рассчитывал, чего добился.

Но то ли он утаил самое интересное, то ли о всех его прегрешениях они уже и так догадались, а только ничего нового Юхан не рассказал. Знал про оборотней? Знал. Хотел свою армию мутантов? Хотел. Убивал тех, у кого находил нужные ему знания? Было и такое.

– Знали бы вы, скольких трудов мне стоил сбор такой информации! Сколько лет я на это потратил! Об одном только листке, спрятанном в библиотеке Южного базара, информация в огромное подношение обошлась! Вы его, кстати, прихватили с собой?

– Не могу разделить твоих восторгов по поводу создания личной армии убийц, – ответила Конопатая. – Нам повезло, что ты их так толком и не научился производить, а то бы мы сейчас не разговаривали. Да и того, что они успели натворить, более чем достаточно для справедливого возмездия.

– Для чего? – не понял Юхан.

– Вон там дерево подходящее. Поставим тебя к нему и… Как считаете, ребята? Нужно его таскать за собой?

Захар, идущий впереди, оглянулся, одарил пленника зловещей ухмылкой.

– Да вы чего? – Юхан замедлил шаг. – За что?

– Никто тебя, дурака, ради одной лишь мести убивать не станет, – Крил подтолкнул его в спину. – Шевелись, времени у нас мало.

– А что за спешка?

– Не твое хлюндячье дело.

Юхан кивнул – действительно, не его. Заторопился, оступаясь и проваливаясь в снежные сугробы. Ничего, лучше поспешить, чем прислоняться к первому попавшемуся дереву.

На этот раз некому было вести их к цели. Единственного проводника забрал проклятый тоннель, а Жилявый и Меткач не были хорошо знакомы с местностью. Да и Конопатая с Крилом не могли поручиться, что смогут верно вспомнить обратный путь. Так или иначе к базару они выйдут, но какой ценой, через сколько дней?

– Палач вел нас по старой дороге, которую и глазами-то не разглядишь, – говорила Дашка, когда они расселись вечером у костра. – Секвохи на той дороге не росли, обычные деревья закрывали все сплошняком. Поди догадайся, где тут древний проход! Только Герман и знал нужные приметы.

Она отпила из глиняной кружки горячего грибного чая.

– Но есть в этом и свой плюс. От Южного базара до самого тоннеля дорога углом шла – сначала на север, потом поворот на запад. А нам до этого уже дела нет, нам теперь все равно! Пойдем напрямик, чтобы время не терять.

– По дороге-то небось ловчее, – засомневался Жилявый.

– Наверное, – ответила Конопатая. – Но как ее теперь найти, эту дорогу?

Никто руки не поднял, желания не изъявил.

– Напрямик пойдем, – снова повторила она. – По солнцу сориентируемся, дело не хитрое.

Охотники переглянулись и Кирюха успел поймать их безмолвный обмен мнениями. Не нравилось ему, как они себя ведут. Тихо. Будто знают чего-то, думают свои скрытые мысли, а вслух говорить не хотят. Он недовольно мотнул головой, переломил хворостину и бросил ее в огонь.

– Вот что, парни! Впереди ночь, надо будет дежурить. Да не мне вам рассказывать, сами знаете. Лес – он такой, за ним глаз да глаз нужен. А как мы друг дружке доверимся, спокойно сны смотреть будем, если полной ясности в отношениях нет?

Жилявый с Меткачом снова переглянулись.

– Чего же ты хочешь? – спросил последний.

– Скажите нам ясно, вслух – вы теперь на нашей стороне? С теми же намерениями идете, что и мы? Или, может, есть у вас другие дела, от Говорящего оставшиеся? Тогда уж лучше сразу разбежаться!

Жилявый убрал нож, которым резал вяленое мясо.

– Нет никаких дел, – сказал он вполголоса. – А молчим потому, что сами не знаем, как оно теперь будет.

– Да и вы хороши, – усмехнулся Меткач. – Думаете не видно, что руки на оружии все время?

Большелодочник хмыкнул, убрал руку с приклада винтовки, которую перед этим аккуратно положил поближе к себе.

– Ладно. Давайте, что ли, мирное соглашение заключим? Дойдем до базара, сообщим Ратнику все, что требуется, а там каждый сам будет решать – оставаться или идти своей дорогой.

Он протянул руку, а вслед за ним потянулась бледной, холодной ладошкой Конопатая. Хотел было и Захар, да очень уж лениво ему было вставать, отмахнулся. Охотники обменялись с парнем и девушкой рукопожатиями и в тот же миг в воздухе будто гроза закончилась, перестали сгущаться тучи и сверкать невидимые молнии. Может и не было это надежным договором, подписанным, как в прежние времена, в присутствии важных и многочисленных свидетелей, титул каждого из которых записывался дольше, чем сам договор. Но то было раньше. А здесь – в лесу, у костра – можно было лишь посмотреть друг другу в глаза и поверить. Что еще оставалось?

Крил вызвался дежурить первым. Должна была стоять на часах и Дашка, но он прогнал ее. Навоевалась сегодня, пусть спит. Охотники, небось, думают, что чутье у нее звериное, но он-то видел, – Кирюха улыбнулся, – что спать рыжая может крепко.

Конопатая лежала в обнимку с автоматом, спиной к напарнику и желтым языкам пламени. Глаза ее были открыты.

Весь день, пока маленький отряд продвигался на юго-восток, нарастало в ее душе беспокойство. Сначала Дашка думала, что это перед неизвестностью, ждущей их впереди – успеют ли они к Южному базару вовремя, а если нет, что тогда будет? Но ближе к ночи поняла: нет, не в этом дело. И тревога ее вовсе не от мыслей о будущем. Она как хворый человек, который заранее чувствует приступ болезни, ощущала приближение чего-то знакомого, почти родного, всплывающего из ее темного прошлого.

Поднялась, бесшумно проскользнула мимо спящих, но от кирюхиного взгляда уйти не смогла.

– Куда?

– Мне надо.

– Надо? Иди… – он огляделся, – Иди вот сюда. Чтоб я видел.

Конопатая покачала головой.

– Я сделаю так, как считаю нужным, ты же знаешь.

Вот уж в чем он не сомневался, так это в ее упрямстве и в том, что она все равно сделает по-своему.

– Пусти, – толкнула его легонько, освобождая себе дорогу. – Я скоро вернусь.

И Крил не смог ее остановить. Он знал, что не сможет. Даже если бы очень захотел.

Зов, пульсирующий в глубине леса, невидимый и неслышимый для людей, звал ее на восток. Это пугало. Ведь где-то там, далеко-далеко на востоке, за старым горным хребтом, была ее родина. Там прошла ее юность, там должно было быть ее детство, о котором она ничего не помнила, кроме мутных, жутких картинок.

Конечно, так далеко она не пойдет. Зов был гораздо ближе. Но он все равно нагонял страху.

“Остановиться? Не ходить?”

Упрямо двинулась дальше.

“Неизвестность страшнее. Надо знать, что там происходит!”

Разделась, встречая обнаженным, израненным телом колючий морозец. Еще несколько шагов и Дашка опустилась на все четыре конечности, рванула галопом по хрустящему снегу, лавируя между стволами деревьев. Вокруг были обычные ели и сосны, растущие не так равномерно, как секвохи – нет смысла забираться. Лучше уж понизу.

Сто шагов, двести…

Все дальше и дальше от уютного костра, рядом с которым так приятно быть не монстром, но хрупкой, бледной девчонкой, прятаться под курткой и сладко посапывать, приоткрыв рот.

Тысяча шагов. Полторы тысячи…

С другой стороны – в черном теле раны заживают быстрее, так почему бы не прогуляться под светом звезд?

Она чувствовала в ночном воздухе то, что невозможно было увидеть. Резонирующие волны, которые притягивали, расплывались во все стороны от одной точки. Нет, не точки, широкой полосы, протянувшейся с севера на юг – где-то там, впереди.

Замедлила бег. Решилась, наконец, забраться на дерево. Что-то щекотало ее слух и Конопатой казалось, что, даже если бы рядом был человек, то и он своими несовершенным органами чувств уловил бы вибрацию, гул от тысяч и тысяч ног, протаптывающих снежное месиво до мерзлого грунта.

Снова спустилась, бросилась по земле вперед, пока собственными глазами не увидела вдалеке, среди поредевшего леса, клубящуюся пелену, за которой что-то мелькало, проступало тенями.

“Это не племя. Даже не десять племен”.

Одна из теней отделилась, стала приближаться. Конечно, ведь они чувствовали ее так же хорошо, как и она их! Дашку пробрал озноб – даже в этом обличье она испытывала животный страх перед соплеменниками.

Петляя, как вымерший ушастый зверек, рванула назад. Но не туда, откуда пришла, а в другую сторону: она хотела запутать следы. Быстрее, еще быстрее! Оглянулась – никого. Почти под прямым углом изменила направление бега и, прыжком преодолев заснеженный овраг, взлетела на ствол одинокой секвохи, выросшей по природному недоразумению в стороне от сородичей. Конопатая надеялась укрыться в ее разлапистых ветвях. “Можно стать человеком. Хотя бы на несколько минут, пока замерзать не начну. Так им сложнее будет меня почувствовать”.

Но ни трансформироваться, ни даже сосредоточиться на этом она не успела. Что-то метнулось к ней с соседнего дерева черной молнией, ударив так, что секвоха потеряла почти весь окутывающий ее снег.

Дашка зажмурилась, на мгновение даже дышать перестала. Зато она чувствовала рядом с собой чужое дыхание, ровное и спокойное. Забулькало в луженой глотке, глухое рычание показывало, что самец не проявляет агрессии, он не намерен убивать ее.

Открыла глаза, посмотрела на морду с полосами от давно затянувшихся шрамов. Ей хотелось съежиться, но пришлось задавить в себе это желание, иначе, чего доброго, она могла неконтролируемо обернуться человеком. А вот сейчас это было бы лишним – человеческая-то самка мутанту ни к чему, порвал бы ее на куски.

Он поймал ее осмысленный взгляд, чуть склонил голову на бок.

– Ты, – прорычал нелюдь, – разумная?

Заставила себя кивнуть.

– Почему одна? Отбилась? Идем, будешь со мной!

Конопатая медленно покачала головой из стороны в сторону и это далось ей гораздо тяжелее: не соглашаться с мутантом было до отчаяния страшно!

Самец рявкнул, ударил кулаком по стволу, сбивая с дерева остатки снега. Потом прижал Дашку к шершавой коре так, что она не могла и шевельнуться. Ткнулся мордой ей в щеку, потом в макушку головы, которая даже в этом облике была покрыта рыжим пухом.

– Людьми от тебя несет.

Глубоко посаженные глаза стали еще меньше, когда он прищурился, обдумывая собственные слова. Вдруг отпрянул и спрыгнул вниз. Фыркнул несколько раз, будто отплевывался после поцелуя с уродиной.

– Чужая, – сказал Дашке, когда она спустилась вслед за ним на землю.

– Чужая, – согласилась она.

– Старая и шкуру сбрасываешь. Знал я таких, прячетесь вы среди людишек, жизнь обманываете, будто время над вами не властно. Плохой это обман. Человеческий.

– Шкуру не сбрасываю, но… Черт с тобой, пусть будет так.

Мутант обошел ее кругом. Оглянулся на вереницу сородичей, скрытую вдалеке снежной пылью. Видно, недосуг ему было разговаривать с самкой-оборотнем, надо скорее решать, что с ней делать, и возвращаться к своим.

– Убил бы. Как остальных, – прорычал он глухо. – Но тебя отпущу. Скажешь людям, что мы ушли.

– Мы?

Снова фыркнул, теперь от недовольства ее непониманием.

– Все мы. Все нелюди севера, которых разумные смогли в одну стаю согнать. Теперь не будет войны, незачем людям объединяться. Пусть живут, как жили.

“Наивное существо. Хоть и дала тебе природа ум, но людей совсем не знаешь”.

– Ты у них главный?

Он оскалился – кажется, это была улыбка.

– Главный там, – махнул рукой на огромную стаю, – а я лишь один из разумных, ведущих нелюдей, не дающих им разбежаться. Мое дело маленькое и слова мне никто не давал, но…

Поднял мускулистую руку, постучал когтем по виску.

– Я свободное животное. Сам решаю, что и кому сказать. Тебе сообщил, ты передай людям. Пусть знают. Прощай, чужая!

Опустился на четвереньки, легко побежал в мутную взвесь.

Дашка с трудом сдерживала себя, чтобы не обернуться человеком. Тело ее вздрагивало, от пережитого страха измененные трансформацией и человеческие рефлексы спутались, контролировать их было тяжело.

Несколько раз она ухватила пересохшим ртом снег. Развернулась и медленно, тяжело, совсем не так, как убежавший нелюдь, двинулась обратно к костру. Но, будто мало ей сегодня выпало переживаний, то ли в затылок, то ли прямо в сознание прилетели чужие слова: “Нам нужна ты".

Обернулась – никого. Мутанта и след простыл, да и знала она, что не он это.

"Ты, с твоими способностями, твоим долголетием. Могли бы и сами вырастить такое, но потребуется время, много усилий. А ты уже здесь, рядом”.

– Кто вы? – спросила вслух. – Почему я вас не вижу?

“Видишь. Но не понимаешь, что это мы. Соглашайся и узнаешь все”.

Она не ответила. Снова заставила себя повернуться к костру и идти – сначала медленно, потом все быстрее и быстрее.

– Мутанты ушли, – сказал Крил охотникам, а заодно и удивленному Юхану за утренней трапезой.

– Что? Куда?

– Откуда знаешь?

Парень кивнул на Конопатую.

– Она их чувствует. Ночью большой стаей прошли на юг. В нескольких тысячах шагов отсюда, сами увидите.

Собрав нехитрый скарб и подхватив оружие они заторопились в указанном направлении. Ориентировались по-прежнему на юго-восток, но промахнуться мимо следа, оставленного стаей, было невозможно. Шириной с упавший железный мост, что соединял когда-то берега реки рядом с гнездом Говорящего, этот след был отмечен поломанными ветками, кустами, а то и деревьями; вытоптанным снегом, перемешанным с грязью; тысячами, десятками тысяч отпечатков когтистых лап.

Вайсман присвистнул.

– Но откуда же она знает, что прошли все? Хотя…

– Вот именно, “хотя”! – проворчала Конопатая, кутаясь в куртку, поднимая повыше воротник. – Здесь было столько мутантов, что, даже если и остался кто в лесах, то это очень маленькие группы. Можно говорить, что север теперь без черного мяса.

– Хитрые, твари! – Жилявый сплюнул. – Если не будет мяса, придется уходить подальше от зон, от обжитых мест. Да и то зараза дотянется, только превращение будет долгим и мучительным. Лучше уж тогда…

Охотник замолчал, но все и так понимали, о чем речь: придется силой отправлять в зону своих же, чтобы потом, когда они обернутся, пустить их на еду и тем самым обезопасить себя от мутирования.

– Можно делать искусственных нелюдей, – робко предложил Юхан. – Я знаю как. Только нужна формула стабильности. Но она же у вас есть, правда?

Он заискивающе смотрел то на Крила, то на Дашку, пока Кирюха не подтолкнул его в спину.

– Дальше надо идти. Здесь и сейчас ничего не решить. Толковать на базаре будем, там есть люди поумнее нас.

И с общего молчаливого согласия они отправились дальше.

Солнце хоть и пряталось за тучи, но направление своим светом все равно указывало. Да, места здесь были не такие исхоженные, как вдоль дороги, по которой вел Герман. Пришлось несколько раз менять направление, обходить непролазные чащобы, пока темнота не настигла их, заставляя остановиться на ночлег.

С утра снова в путь – без болтовни, со злостью на натертые мозоли и не зажившие раны. Лишь пару раз остановились, чтобы вскипятить воду, попить грибного чая. И вот во второй половине дня, когда плененный Юхан невзначай поднял голову и посмотрел в небо, он вдруг протянул:

– О-о!

Все последовали его примеру и увидели, как рваные клочья облаков скрываются от них, потому что путники входили в заросли секвох. Гигантские деревья прятали от людей небо.

– Это большая дорога? – спросила Конопатая сразу у всех. – Та, что идет от моря до Южного базара и дальше?

– Похоже на то, – ответил Меткач. – Пройдем по ней еще немного вперед, а там уж и город.

– Не, – покачал головой Жилявый, – назад. Те места – севернее базара – я хорошо знаю. А это совсем другие заросли, незнакомые. Мы Южнее города вышли.

– Уверен? – спросил его большелодочник.

– Точно.

– Что ж… Пойдем назад. Надеюсь, не сильно промахнулись.

И когда уже, тоскливо вздыхая, с трудом переставляя ноги, они снова повернули на север, Конопатая сказала:

– Скоро вечереть будет, тогда и увидим. От города в ночи зарево, потому как много там огней.

Оба охотника посмотрели на нее с уважением.

– Только с дороги сойти придется, а то из-за проклятых секвох ни черта не видно, – добавила девчонка.

Взяли правее, стараясь не потерять из виду главную лесную магистраль. Когда-то и вдоль нее было много селений, особенно рядом со старым городом, на месте которого стоит Южный базар. Но теперь уж развалины этих деревушек сгнили, а то, что осталось, надежно скрыто сугробами, мхом и лесным буреломом – тайга бережет старые тайны.

Конопатая не хотела думать о чужих словах в голове, поэтому заставляла себя размышлять о том, что теперь будет с базаром. Выстоит ли он против целой армии, не превратится ли последний человеческий город в такие же руины, которые будут медленно разваливаться, гнить, зарастать зеленью?

– Хочешь, уйдем с тобой на восток? – шепнула она Кирюхе.

– Куда? – не понял он. – Что, сейчас?

– Нет же. Просто… Если вдруг все пойдет наперекосяк… Если остатки цивилизации псу под хвост… Мы можем уйти вдвоем и спокойно доживать где-нибудь далеко-далеко отсюда, где, может быть, нет ни людей, ни мутантов, или их так мало, что встретить почти невозможно. Мы не будем думать о продолжении рода и спасении человечества. Только получать удовольствие от жизни. А у тебя, кстати, всегда будет молодая женщина!

Она грустно улыбнулась, заглядывая ему в глаза.

– И когда настанет твой час… Я уйду в вечность вместе с тобой. Зачем мне жизнь в одиночестве или с кем-то другим?

Сжала его ладонь.

Крил закашлялся, поглядел на остальных. Но охотники не прислушивались к их разговору, они вообще не обращали внимания на парня и девушку.

– Ты такие вещи говоришь, как будто сейчас лучший для этого момент. И почему решила, что на востоке никто не живет? Что и опасности там нет? Заразы? Тогда бы все туда уходили.

– Не знаю, – она опустила взгляд. – Так, подумалось почему-то… Может, зря я боюсь те края, где родилась? Может, только там и остались еще места для нормальной жизни? Ведь про восток мы ничего не знаем… Ладно, забудь.

– Нет уж, как это “забудь”?

– Забудь, потому что вот он! – она протянула руку вперед, указывая куда-то над верхушками сосен. – Город.

Небо впереди подсвечивалось оранжевым и это не могли быть последние отсветы заката, ведь солнце исчезло за горизонтом слева от них и было оно красным, а не оранжевым. И еще зарево мерцало. Так, как бывает во время пожарищ. И на фоне темно-синего неба они разглядели несколько черных, дымных столбов, перекрывающих звезды.

– Опоздали, – с горечью сказала Даша.

Жилявый и Меткач невольно взялись за оружие.

– Мы пойдем туда? – спросил кто-то из них в сгущающейся темноте, такой уютной, скрывающей маленький отряд от бушующего впереди смертоубийства.

– А разве мы можем… Чем-то… – Конопатая прикусила губу и была рада, что в сумраке они не видят страх на ее лице.

Охотники молчали. Юхан украдкой шагнул назад, будто это могло отдалить его от опасности, а Вайсман, хоть и остался стоять на месте, вздохнул так тяжко, что было понятно – лезть в новую передрягу ему не хотелось.

– Там Ратник, – подал голос Крил. – Сыскари городские. Они не отдадут город за просто так. А у нас есть оружие, хорошее оружие. Мы можем помочь. И если с одной стороны к городу подступила какая-то сука, то с другой… – он повернулся к Дашке. – С другой просто обязана быть та, что ее раздавит.

Кажется он сам, не понимая того, произнес напутственную речь, одну из тех, которые умеют произносить только бывалые военачальники, речь, подогревающую кровь простых бойцов. Потому что Жилявый, а вслед за ним и Меткач шагнули вперед, и кто-то из них сказал во тьме:

– За хорошее дело можно и сдохнуть! Возьмем еще правее, там река, должна быть тропинка от города к проруби. Все лучше, чем через главные ворота лезть.

Конопатая обняла Кирюху.

– Какой же ты дурак, если думаешь, что я могу давить врагов. Я боюсь! Боюсь всего на свете. Даже саму себя и своих возможностей.

– Если хочешь – останься.

Она отрицательно покачала головой, поцеловала парня – долго, с наслаждением и тихим стоном, прижимаясь к нему всем своим странным, изменчивым телом.

Винтовку оставили Захару, который должен был стеречь Юхана.

“Если сражение закончится, а никто из нас не вернется”, – сказал ему большелодочник, – “делай с ним все, что захочешь, сам же возвращайся на станцию”.

Они вышли из леса, спустились по угору к замерзшей реке. Чем ближе подходили к Южному базару, тем очевиднее становилось, что дела в городе обстоят неважно. За стенами полыхало в нескольких местах, да и сами стены не везде устояли – были видны рваные края провалов, раскиданные бревна. С городских улиц доносились переливчатые раскаты автоматных очередей, сквозь которые пробивались человеческие крики, то радостные, то полные ужаса.

– Прорубь! – крикнул Меткач. – И тропа поднимается к стене, видите?

– Ага, – кивнул Крил. – Место открытое совсем и пожары подсвечивают. Нас могут увидеть, пока поднимаемся. Чего доброго еще свои положат.

– Какие свои, парень? – спросил его Жилявый. – Дыру в стене видишь? Те, кто нападал, уже прошли сквозь нее и свои пытаются их теперь там сдерживать. По крайней мере выстрелы еще слышны.

Пробежали по зимней тропе до неприметного входа, обустроенного в бревенчатом срубе – так быстро, что чуть не споткнулись о тело с торчащими из него арбалетными стрелами. Вышли на крайнюю городскую улицу.

– Там, – сказала Конопатая, указывая дулом автомата в сторону, где шел яростный, но почти бесшумный бой. С той и другой стороны летели лишь стрелы. – В кого нам-то лупить?!

Одна из стрел просвистела рядом, заставляя их пригнуться.

– Можем подойти, спросить, – сказал Меткач. – А можем прикинуть – кто от стены вглубь города отступает, а кто наоборот, на них прет. Я бы сказал, что вот этих ребят, которые нам в переулке спины показывают, мы и должны прямо сейчас порешить.

– Отсюда нельзя, – возразил Кирюха. – Видел, как сыскари в нас чуть не попали? Мы в них из огнестрелов точно попадем. Сбоку надо зайти.

Почти не скрываясь двинулись по краю улицы – наступающие не ждали удара сзади, оглядываться им было не интересно, да в запале боя и не заметили бы они четыре фигуры, крадущиеся вдоль обочины.

Все, дальше идти нет смысла. Надо стрелять! Крил вдруг подумал, что эти люди могут быть из гнезда Говорящего и… что, если с ними он ходил на охоту, а кто-то, возможно, прикрывал ему спину от нелюдей? Теперь каждый на своей стороне, выбор сделан.

Он надавил на спусковой крючок. Тихий переулок, смерть в котором гуляла со свистом летящих стрел, наполнился грохотом автоматных очередей. Вспышки, крики… Вот уже магазин полетел на мостовую, пришлось заряжать второй. Этот он опустошить не успел – все стихло в момент и перед ними остались лежать лишь неподвижные тела.

– Свои! – крикнул Кирюха тем, кто минуту назад отступал под натиском врага.

Навстречу им вышли несколько арбалетчиков. Один направился к Крилу, остальные бросились собирать испачканные стрелы.

– Вовремя вы! – сказал подошедший. – Еще бы чуть-чуть и… О, а я знаю тебя! Ты ж Аркадию Федорычу родственник. Или не родственник? С девчонкой его был. А, вот же и она. Свои люди, одним словом!

Парень сел на мостовую, утер на щеке кровоточащую ссадину, стал заряжать арбалет.

– Сам-то он как? – спросил Кирюха. – Ратник?

– Ничего, жив был, когда я его последний раз видел. Пробрался, правда, один сволочуга, чуть было весь дом ратниковский не взорвал. В последний момент обезвредили.

– А в вашей группе кто главный? Ты?

– Убило командира. Три десятка нас здесь стояло, прорыв со стороны реки сдерживали. А сейчас сам видишь – семеро осталось.

Парень встал, протянул руку.

– Костя.

Он оглянулся, посмотрел на зарево пожарищ. Криво ухмыльнулся.

– Страшно выглядит? Ничего, нас наскоком не возьмешь! Сейчас я тебе обрисую ситуацию, расскажу – кто, где и что делать должен. Раз ты с огнестрелами пришел, тебе и флаг в руки, будешь командиром нашим.

Костя явно был в ударе и даже смерть товарищей не смогла его остудить, сбить с толку.

– Они-то думали неожиданно… Думали числом… Хрена вам! – выкрикнул он и показал фигу куда-то в сторону, откуда доносились звуки выстрелов.

Но Крил понимал, что судьба города висит на волоске. И у него не было такой уверенности в счастливом исходе, как у этого парня.