– Машенька, что с дровами?

– Машенька на всю зиму дров натаскала. Что тебе еще нужно?

– Я про сейчас. В камине догорает.

– То есть я должна ради “сейчас” все бросить и шуровать за дровишками? Тебе это нужно?

Пожилой мужчина поправил плед на коленях, поворошил кочергой головешки. Проворчал:

– Я сам не знаю, чего мне надо. Или нет, знаю. В Питер хочу. Постоять на развалинах Исакия перед смертью.

– Ой, пап, давай только без нытья, а? Это обычная простуда, скоро поправишься.

Она спряталась за створкой шкафа, скинула с себя домашнюю одежду. Натянула термобелье, комбинезон.

– В общем, если станет холодно – включи обогреватель. Генераторы не подведут.

– Ползают еще?

– Ползают.

– А ты куда?

– Мне надо в поселок.

– Опять?

Он задал бы еще сотню вопросов, лишь бы она не уходила, но Маша уже закрыла за собой тяжелую дверь тамбура.

Зима не скоро и, если бы они жили хоть немного южнее, на какую-нибудь тысячу километров, то не было бы смысла натягивать на себя столько одежды. А здесь, на стыке Кольского и Скандинавии… Она поежилась, застегнула воротник повыше.

До поселка идти чуть меньше часа. Даже пистолет Маша брать поленилась, бояться теперь некого – людей и зверей нет, мутанты так далеко не забираются. Можно было бы и вовсе переехать в поселок: там и остатки деревянных строений, идущие на дрова, и компьютерный центр. А у маяка, где они жили с отцом, только теплицы да хлев. Но вдвоем перенести все добро в поселок трудно. Да какое там "вдвоем"... Отец постоянно хандрил и даже когда здоровье позволяло – чего ждать от семидесятилетнего?

Была и другая причина, по которой Маша не хотела, чтобы они с отцом жили в заброшенном селении. Не стоило старику показывать лабораторию и то, чем она там занимается.

К полудню появились на пригорке остатки жилых строений, многие из которых Маша самолично разбирала на топливо. Чуть дальше виднелась посеревшая сфера дальней связи – там, в подвале, и была обустроена лаборатория.

Добравшись до места, села на крыльцо передохнуть. Внизу, у каменистого берега, накатывались пенными бурунами морские волны. Ветер дул с севера, в левое ухо, заставляя ее прикрываться рукой. Слишком много времени она проводила в доме, теплицах. В лаборатории. Поэтому каждый выход на улицу Маша старалась продлить хоть на пять минут.

Вздохнула, поднялась. Приложила руку к замку, с готовностью открывшему для нее дверь. Тратить энергию на вентиляцию казалось нецелесообразным, поэтому внутри ее каждый раз встречал затхлый воздух и Маша оставляла двери открытыми, если только на улице не бушевала метель.

– Сначала поглядим на мир.

В компьютерной мерцало несколько мониторов. Она сразу заметила, что крайний справа, в прошлый раз исправно выдававший картинку, сейчас уныло сообщал – “нет сигнала”. Маша постучала по клавиатуре, попыталась перезагрузить систему. Никакого эффекта.

– Минус еще один. Осталось три. Печалька.

Информацию с трех оставшихся спутников она впитывала с неподдельным интересом, так, что даже рот приоткрыла. Кое-что распечатала на синтетической бумаге – решила показать отцу. Наконец встала, подобрала брошенный на пол рюкзак, спустилась по лестнице в подвал.

В темном помещении что-то шевельнулось, заклокотало.

– Это я, – бросила она во мрак.

Нащупала рукой выключатель, зажгла свет.

– Здравствуй, Антоха. Как твои дела? Жрать, небось, хочешь?

Мутант с ревом кинулся на решетку, ударился о нее один раз, другой. На третий силы тратить не стал, только зубы скалил и продолжал рычать.

Маша вытерла чужую слюну, попавшую ей на щеку.

– Хочешь сказать, что я сучка? – она улыбнулась. – Знаю, дорогой. Такие времена.

Достала из рюкзака пластиковый контейнер, сняла с него крышку. Просунула в отверстие между прутьями, на уровне пола.

– Не пролей. Другого супа у меня для тебя нет.

Мутант с жадностью принялся лакать жидкость, вылавливая из нее куски. Маша наблюдала за ним с минуту, потом натянула латексные перчатки, взяла дистанционный инъектор. Вставила в него капсулу.

– Все? Сожрал? Молодец. Теперь делом займемся.

Она подошла ближе, почти вплотную к решетке. Прицелилась. С глухим щелчком инъектор выпустил капсулу, которая впилась в бедро мутанта, заставив его зло рявкнуть. Черная туша почти сразу осела на пол, взгляд существа стал потерянным, а рык превратился в тихое, недовольное бульканье.

Для верности Маша выждала еще минуту, потом открыла звериную клетку, вошла внутрь. Мутант лежал на полу. Он оставался в сознании, но не проявлял желания нападать или сопротивляться.

– Ладно, дружок. Попробуем снова.

Написала на стикере, наклеенном на колбу: “образец №7”.

Когда совершила задуманное, подхватила контейнер из под супа и все свои инструменты, заперла решетку. В подвальной лаборатории была еще одна комната, чистая, сверкающая белым пластиком под яркими точками освещения. Один из углов ее занимал операционный стол, другой – гинекологическое кресло.

Маша разделась, опустила кресло, так, чтобы было удобнее сесть. “Образец №7” загнала в особенный, непохожий на другие шприц.

– Ну, вперед.

Ставить опыты на себе было ужасно неудобно. Иногда она пользовалась ультразвуковым датчиком, иногда камерой в самом шприце, а чаще – тем и другим вместе.

Отбросила инструмент на металлический столик, тыльной стороной ладони вытерла испарину на лбу.

– Ф-фух! – шумно выдохнув, Маша сдернула перчатки. Услышала из-за двери недовольное ворчание. – Даже не знаю, друг Антоха, стоит ли продолжать, если снова ничего не выйдет. Хреновый из тебя производитель!

Ворчание стало громче, видимо, действие психотропной инъекции заканчивалось.

– Ладно, ладно – ты тут ни при чем. Не исключено, что совместимости вообще быть не может.

Она сползла с кресла, стала одеваться.

– Но надо же было убедиться. Хоть и с седьмого раза.

Все, что стоило зафиксировать после эксперимента, она записала в бумажный журнал. Сначала Маша пользовалась компьютером, но в мире догнивающей цивилизации электронные мозги вызывали у нее все меньше и меньше доверия. А бумажки хоть и кажутся хрупкими, но читать по ним можно без электричества и запчастей они не требуют. Данные же с флэш-диска поди наковыряй, если не останется ни одного рабочего компа.

Когда вернулась домой, на улице уже стемнело. Комната выстудилась, отец спал в том же кресле, у едва тлеющего очага. Маша выругалась одними губами, пошла в сарай – все равно придется тащить охапку дров, чтобы биогенератор оставался в тепле.

Раздула огонь, сложила вокруг него несколько лучин, чтобы пламя разыгралось, смогло взяться за поленья. Сама подсела ближе к дыму и приятному треску.

– Что… Кхм… Нового? Кхм-кхм…

Проснувшийся отец закашлялся и ей пришлось ждать, пока он справится с приступом.

– Четвертый спутник – все. “Нет сигнала”.

– Перезагружала?

Махнула рукой.

– Что я, девочка сопливая? Ты бы еще спросил – воткнула ли в розетку. Конечно перезагружала! Нету спутника, отлетался. Над нами осталось три. Сколько они еще будут работать? Год? Десять? Пятьдесят?

– Или завтра накроются.

– Спасибо, оптимист.

Ненадолго воцарилась тишина. Старик и девушка смотрели на огонь, наслаждались волнами тепла.

– Давай-ка я пива принесу. Зря что ли пшеницу с острова везли?

– Когда везли, я про хлеб думал.

– А я про пиво.

Она принесла большую бутыль, разлила янтарную жидкость в стеклянные, помутневшие от времени и царапин стаканы. Вместе с пивом подала отцу несколько листков синтетической бумаги.

– Вот, погляди. Последнее племя из Северодвинска ушло. Видишь точки? Групповая цель, спутник тепловизором вел. Снимки сделаны позавчера, вчера, и сегодня утром. Ушли с базы подводных лодок, у них там обиталище было.

– Куда?

Дочь посмотрела на отца. Молчанием хотела показать, что вопрос риторический.

– К ближайшей зоне мутации, куда же еще.

Он снова кашлянул, отпил из стакана.

– Пап, надо валить отсюда. Скоро на севере совсем людей не останется. Пока есть возможность – перехватить хоть кого-нибудь, создать свою группу… В Архангельске вот еще большое племя.

– Разве нам здесь плохо?

Маша не выдержала, со злостью поставила стакан на пол, расплескав почти половину.

– Ну да, конечно! То тебе надо на развалины Исакия…

– Это была прихоть.

– …то "не хочу уезжать от Шпицбергена".

– На острове морозильник с семенами и генетическим материалом.

– Но мне-то что делать, пап? Ты проживешь еще, дай бог, сколько? А потом? Что мне делать? С кем я останусь?

– Вот потом и уйдешь на юг.

– Бл… – она хотела швырнуть стакан о стену, но сдержалась. – Я хочу об этом сейчас думать, а не потом! Потом поздно будет! У всех станут черные рожи и большие клыки.

– Может, оно и к лучшему.

Маша смотрела на отца долго, с разочарованием и тихой яростью.

– Ясно… Ясно-понятно!

Одним глотком допила пиво.

– Знаешь, пап, когда мы ходили на нашем утлом баркасике к Шпицу, мы зациклились на продуктах и домашних животных. А надо было – надо! – думать о том, чтобы прихватить ящик человеческой спермы!

Она бросила в его сторону обиженное “я спать” и хлопнула дверью.

Поднялась в маленькую, совсем не прогретую каморку на втором этаже. Хотя помещение и считалось ее комнатой, Маша здесь почти не спала – они с отцом предпочитали ночевать в каминном зале. Но только не сегодня, не сейчас. Злость душила ее и – нет, она даже не думала расплакаться! Это не в ее характере. Маша злилась на пропасть между отцовским безразличием и ее стремлением жить. Она требовала от себя действий, а расслабленное созерцание конца света ее раздражало. И все же она не могла бросить отца. Плюнуть на все, сбежать. Он для нее – последний родной человек.

Маша подошла к маленькому, квадратному оконцу. Послушала завывание ветра. Внизу, у входной двери, раскачивался единственный светодиодный фонарь, почти не способный разогнать тьму. Можно было бы подключить и другие, но зачем? Пустая трата ресурсов.

Источник энергии – биогенератор – шевелился в огромном корыте, в чулане. Емкость притулилась к стене, кирпичная кладка которой согревалась камином. Копошащиеся одноклеточные казались зеленым пюре, разделенным на две секции, в каждой из которых скрывалось по дюжине высоковольтных кабелей.

Сто лет, двести – это пюре могло производить электричество дольше, чем ядерный реактор. Когда-то такие генераторы, аккуратно упакованные в полимеры, выпускались в промышленных масштабах. Сейчас Маша и ее отец довольствовались неказистым корытом – грубо и неэстетично, зато эффективно.

Она включила обогреватель. Легла в постель. Спать не хотелось: на улице темно не потому, что поздно, а потому, что солнце садилось в этих широтах все раньше и раньше. Скоро оно закатится за горизонт надолго, не выйдет до самой весны, каждое утро намекая о своем существовании лишь слабой зорькой вдали.

Маша думала про Антоху. “Что теперь с ним делать?” Она, конечно, дождется результата седьмой попытки. Пара недель и все будет ясно. Но сама понимала, что это тупиковый эксперимент. “Эволюции придется выбирать – мы или они. Чего-то среднего не получится”.

Достала пистолет, проверила магазин.

– Придется убирать друга Антоху.

Она усмехнулась. Сама больше полугода назад дала ему это имя, когда во время одной из вылазок выследила мутанта, отставшего от стаи. Привезла на пикапе, всадив по дороге с десяток инъекций. Написала на клетке “Антоний”, в честь любовника Клеопатры. Ну в самом деле – не Цезарем же, куда ему.

Снова спрятала пистолет, откинулась на подушку. Несмотря на холод снаружи и завывающий ветер комната быстро наполнялась теплом от обогревателя. И вместе с выпитым это расслабляло, тянуло, наконец, в сон.

– Еще две недели. А потом… Разберусь с животным, и… надо будет решать. Уговорить… Отца…

К назначенному сроку понесло снег. Маша даже думала достать лыжи, но хлопья, летящие сверху, были мокрыми и тут же таяли. Пошла к лаборатории в зимних ботинках. Суп в этот раз с собой не взяла, зато на бедре ее болталась кобура. Девушку одолевали противоречивые чувства.

– Да на кой он мне сдался?! Особенно теперь, – убеждала она саму себя. – Привыкла? Ну и дура, если привыкла. Антоха не человек и нужен был только для эксперимента. А эксперимент официально признан неудачным!

Не стесняясь поправила комбинезон в промежности, под которым скрывалась тряпица, заменяющая ей прокладку. Остановилась, тряхнула головой. Посмотрела наверх, открыв рот, стараясь поймать снежинки.

Пошла дальше, с каждым шагом нервничая все сильнее. По правде сказать, Маше приходилось убивать мутантов. Не то, чтобы часто, но пару раз, для самозащиты – было.

– Отвратительно. Терпеть ненавижу такие сомнения! Как будто я должна кому-то. Мол, приручила – ответственна! Да он бы на куски меня порвал, если его без дозы из клетки выпустить!

Она снова остановилась. Медленно повернулась, прислушиваясь к царящему вокруг бледному мороку, в котором ничего, кроме плеска волн и подвывания ветра, быть не должно. "Показалось!"

Уже поднимаясь на возвышенность, увенчанную сферической антенной, Маша достала оружие, сняла с предохранителя. Но, не дойдя до входа в лабораторию каких-нибудь десяти шагов, услышала со стороны моря отчетливое – “тук-тук-тук-тук-тук…” Сквозь падающий снег проступал темный силуэт корабля. Не слишком большого, но с двухэтажной палубой и рубкой.

– Вот зараза!

Маша сорвалась с места, побежала ближе к берегу, стараясь укрыться за развалинами портовых строений. Она прекрасно понимала, что людей, умеющих управляться со старыми кораблями, самолетами, машинами – да с чем угодно! – стоило опасаться больше, чем мутантов, чем дикарей, кидающих друг в друга заточенные палки. Знала это по себе, ведь разрядить магазин в незнакомого ей человека было даже проще, чем в безоружного Антоху. Почему нет, если он покажется опасным?

Корабль ткнулся носом в остатки каменного пирса, заглушил двигатель. Послышались голоса. Осторожно выглянув из укрытия, Маша увидела высаживающихся людей. “Мужики. Один, второй, третий…” Насчитала пятерых. Двое вооружены автоматами, у остальных оружия не видно, но это ничего не значит.

“Плохо дело. Когда залезут в лабораторию и компьютерную, а они туда залезут, догадаются, что здесь кто-то живет. Будут нас искать”. Она прислушивалась, стараясь разобрать чужие голоса.

– Се да рюнд…

– Это сателлит?

– Может, еще работает…

В разговор чужаков вклинился еще один звук – назойливое жужжание. Маша покрутила головой, пока не заметила крестообразное нечто, плывущее в воздухе на небольшой высоте. Она уже поняла, что это, старалась не шевелиться, но ее красный комбинезон вряд ли ускользнет от взгляда человека. Если только дрон не автономный.

– Опа, яй фант нуэн!

Нет, не автономный.

– Там, за развалинами!

– Обходите, расскере! А то убежит, – раздался смех.

Через минуту девушка оказалась в окружении незнакомых мужчин. Она еще целилась в них из пистолета – то в одного, то в другого – но понимала, что против пятерых, да еще с автоматами, не совладать.

– Брось пистолет, дура.

Слова у незнакомца выходили чуть коряво, неестественно. Видно, машин язык ему не родной, хоть и знает он его хорошо.

– Нам с тобой играть не интересно. Если на счет три не бросишь, ла осс дреп тебя и все дела. Раз… Два…

Она швырнула оружие им под ноги. “Ну вот, Машка! Ты же сама этого хотела? И ящик со Шпицбергена не нужен”. Но было в этой ситуации что-то настолько для нее отвратительное, что она бы не огорчилась, если бы чужаки забрались обратно на борт корабля и убрались туда, откуда приплыли! И пусть ей с отцом снова грозит одиночество, пусть не будет шансов на продолжение рода, зато… Не так. Не с этими.

– Одна тут?

К ней подошел бородатый – кажется, главный в группе. Разглядывая, бесцеремонно схватил ее за щеки.

– Одна, – выдавила из себя Маша.

– Ва е де? Там что?

– Компьютерная.

– А связь?

– Три спутника рабочих. Только над этой зоной. С остальными связи нет.

Он подтолкнул ее, направляя к двери.

– Иди вперед. Посмотрим.

Маша открыла дверь, вошла внутрь. Двое мужчин остались снаружи, трое последовали за ней. Бородатый с любопытством наклонился сначала к одному компьютеру, потом к другому.

– Неплохо устроилась.

– Олав, давай ее аккюрат хаер но.

– Успеется, Снор.

Снизу, из подвального помещения, раздался рык. Чужаки тотчас вскинули оружие, направляя стволы на лестницу.

– Там мутант. Он заперт, – попыталась объяснить Маша.

– А говоришь одна… Спускайся! Живо!

Девушка, проклиная все на свете, стала спускаться в лабораторию. Внизу тот, которого звали Снор, присвистнул.

– Смотри-ка, саннхетн эр эн мютант! Зачем он тебе? Скрасить женское одиночество? – мужчина гадко улыбнулся, подмигнул ей. – И что, нравится?

Маша сжала зубы, стиснула кулаки. Она мельком посмотрела на Антоху и тот, будто понимая что-то, ответил ей молчаливым взором.

Бородатый пнул решетку. То ли проверяя ее на прочность, то ли для того, чтобы позлить запертое существо. Потом схватил девушку за волосы, подтащил к железным прутьям, поставив к себе спиной.

– Как думаешь, понравится ему смотреть?

Стал стягивать с нее комбинезон. Маша видела, что дактилоскопический замок, разблокирующий решетку, находится прямо перед ней. Нужно лишь протянуть руку…

– Что ж на тебе столько шмоток-то, а?

Она еще раз поглядела на Антоху, которого шла убивать. Есть ли в его страшной башке хоть какие-то мысли?

Опустила ладонь, прижимая к датчику замка, прошептала:

– Давай, друг Антоний.

Раздался щелчок, металлические прутья отскочили от бетонной стены на пару сантиметров. Пришлые замерли.

– У-а-а-а!

Взревев, Антоха кинулся на решетку, толкнул ее с такой силой, что она снесла бородатого, Машу и зацепила Снора. Третий успел выстрелить из автомата, но не попал – мутант уже добрался до него, подмял, стал рвать зубами.

Маша, не обращая внимания на боль в руке, по которой пришелся удар железных прутьев, вцепилась в оружие Олава, стараясь перетянуть его на себя. Тот надавил на спусковой крючок, несколько пуль ударились в потолок, отрикошетили, но никого не задели. Антоха тем временем взялся за Снора: лаборатория наполнилась визгом – матерый мужик верещал, как ребенок.

Те двое, что оставались наверху, так и не решились спуститься. Маша еще тянула автомат на себя, когда мутант подскочил к ней и бородатому, выдернул из их рук оружие, с силой швырнув о стену. Олав попятился назад, глаза его были широко раскрыты. Антоха схватил чужака за горло, поднял в воздух и со всей дури приложил к решетке. Снова, и снова… Маше казалось, что она слышит хруст – девушка сжалась в комок, закрыла глаза.

Через мгновение все стихло. Лишь глухое, злобное рычание где-то рядом. Она заставила себя поднять веки. Мутант был на лестнице, смотрел на нее. Но не стал возвращаться, прыжком преодолел несколько ступенек, с грохотом стал ломиться через компьютерную.

Дрожащей рукой девушка вытащила из-за пояса Олава свой пистолет, спустила предохранитель. Мужчина еще был жив и пытался что-то сказать, но в горле у него булькало, просачивалось изо рта красной струйкой. Она навела оружие.

Бах, бах, бах!..

Стреляла, пока не решила – хватит. “Кажется, все”. Направилась к лестнице, на ходу передергивая затвор. “Нет, еще один патрон”. Вернулась и со злостью всадила его в человека, который несколько минут назад стаскивал с нее одежду.

– Теперь все.

Достала из потайного кармана запасной магазин, перезарядила. Поднявшись по лестнице, осторожно прошла через компьютерную, на ходу застегивая и поправляя одежду.

На улице по-прежнему валил снег и он даже перестал таять, оставаясь на земле холодным белым ковром. Прямо у входа “ковер” был испачкан кровью, следы тянулись к берегу. Маша разглядела две фигурки – одна поддерживала другую – они шли к кораблю. Повернулась в противоположную сторону и успела увидеть, как в снегопаде скрывается что-то темное, убегающее на всех четырех.

Скоро со стороны моря раздалось знакомое “тук-тук-тук-тук-тук” – корабль завел двигатель и медленно разворачивался, отходя от берега кормой вперед.

– Вернутся, ублюдки.

Она зашла в компьютерную. На одном из спутников еще работало облачное хранилище и Маша выгрузила на него всю информацию, которую собрала за последние годы – результаты экспериментов, личные записи, видео, фотографии… С собой на смартфоне взяла только библиотеку.

Из сверкающей белым пластиком комнаты Маша вынесла целый мешок лекарств. Какие-то давно просрочены, но сейчас нет времени разбираться. Бывает такое, что и просроченным рад.

Нашла в кладовке канистру с мутной жидкостью – что-то смазочное, для пикапа было припасено. Еще в прошлом году старая машина растеряла на колдобинах всю подвеску и теперь ее вряд ли можно починить. В общем, не пригодится. Маша расплескала жидкость в компьютерной, на подвал уже не хватило. Да и черт с ним! Главное связь со спутниками уничтожить. Не хватало только, чтобы эти подонки получили доступ к камерам и тепловизорам, смогли бы отслеживать передвижение других людей.

От зажигалки занялось, но без охоты, неторопливо. Тут бы не смазку, а бензин, да где ж его возьмешь? Даже в последние годы перед Инфекцией все ездили на электрокарах. А это было задолго до ее рождения.

Но разгорелось. Побитая, испачканная Маша стояла и смотрела, как до боли знакомое строение охватывает огонь. Вот и сферический колпак антенны, сделанный из какого-то пластика, полыхнул, обнажая стальной остов.

“Надо идти домой. Не на что тут смотреть!”

Она развернулась, побрела известной дорогой, перекинув мешок через плечо.

Хлопья уже не сыпались с неба, но оно оставалось серым, в любую минуту готовое разродиться снежным зарядом или дождем. Как было бы хорошо развалиться сейчас у камина, выпить, согреться! Будет ли у них в другом месте домашний очаг? Будет ли вообще другое место?

– Пап.

– М?

– Собирайся. Мы уходим.

Он поднялся, подошел ближе. И, хотя понимал, что она имеет в виду, переспросил:

– Уходим? Куда?

– Мы уходим из этого места. Садимся на баркас и плывем на юг. Здесь теперь небезопасно.

Отец, уставший обсуждать с ней одно и то же в течение многих месяцев, вздохнул. Понимал, что за ней правда, что нет больше аргументов за сохранение прежней жизни, и все-таки сделал последнюю попытку.

– Здесь не так плохо, Машенька. Мало ли, что заполярье. Мы обустроились, у нас есть биогенератор. Корова еще, поросенок. Ближе к зиме заколем, сделаем запасы тушенки.

– Зима уже началась, на улице снег.

– Зима начинается первого декабря.

– Первого декабря здесь будет чертов мороз и гребаная полярная ночь!

Она сделала над собой усилие, чтобы говорить спокойно, без крика.

– В поселке сегодня высадились чужие. Видимо, пришли из-за фьордов, с той стороны, где граница покрытия западного спутника ближе всего к нашему дому. Иначе бы я еще вчера заметила их приближение.

– Тебя видели? Ты смогла спрятаться?

– Нет, не получилось. У них был дрон.

– О господи… – он снова сел в кресло, обхватил лицо старческими, морщинистыми руками.

– Они бы меня изнасиловали, а потом забрали с собой. Или просто убили. И тебя бы убили, когда нашли.

– Но… ты ведь в порядке? Да?

– Мне удалось застрелить троих. Двое ушли.

Маша заметила засохшие брызги крови на ладони, брезгливо попыталась оттереть.

– Но они вернутся, ты же понимаешь. Поэтому нам надо собираться и отчаливать. Лекарства я забрала, станцию связи сожгла. Так что все… Теперь здесь не будет нормальной жизни.

Развернулась, вышла из дома. Надо заглянуть в хлев, проявить милосердие к домашним животным – все равно им не жить без людей. А мясо в дороге пригодится.

Они перенесли в баркас все, что смогли. Отдельное место в маленьком трюме было отдано корыту с зеленым пюре. Не такому большому, как то, что стояло в чулане их дома, но для электрического движка – в самый раз, да и на новом месте лишним не будет. Маше хотелось верить, что среди южных земель можно найти гораздо больше осколков цивилизации и если даже биогенератор протухнет или замерзнет, они разыщут другой.

Она развязала швартовочный канат, последний раз взглянула на берег, который был ей домом с самого рождения. Подумала почему-то про Антоху, который скрылся в снегопаде. Вряд ли у мутанта больше шансов, чем у коровы или поросенка. Чтобы найти еду, ему придется пройти много километров. И разве знает он, куда идти?

Махнула отцу рукой, вода позади баркаса вспенилась. Медленно, со скрипом по дну, корабль отошел от прибрежных камней.

– К Архангельску?

– К Архангельску.

Они знали, что далеко на их суденышке лучше не заходить, поэтому держались берега, не выпускали из виду полоску землю. Впереди почти тысяча километров через воды неприветливого, непредсказуемого моря. Без нормальной навигации, ориентируясь лишь на распечатанные спутниковые снимки.

Отец часто кашлял и Маша заставила его укрыться в трюме, осталась с морем один на один. Небо уже очистилось от туч, стало высоким. Ей казалось, что она привыкла видеть необъятные пространства, но этот подвижный, сырой мир давил на нее. Здесь, среди волн, он воспринимался иначе, нежели с суши. Она бросила руль, перегнулась через борт, исторгнув содержимое желудка. Отдышавшись, зачерпнула холодной воды, плеснула в лицо.

Пока было видно хоть что-то, Маша не отключала двигатель. Но вот совсем стемнело, остались лишь звезды на небе. Она нажала кнопку, восстанавливая тишину над волнами, сбросила якорь. Убедилась, что он дотянулся до дна. И тогда сама забралась в трюм, прижалась к отцу.

Каждый час таймер запускал вентилятор с нитью накаливания, не давая замерзнуть людям и биогенератору. К утру в трюме стало душно. Маша выползла из теплой кабинки, оставив люк открытым. Огляделась. Рваные куски тумана не позволяли увидеть берег, но она знала, что он где-то там, с левого борта, потому что заякоренный баркас развернуло против течения.

Отец снова закашлялся.

– Маш… Машенька!

Она заглянула в трюм.

– Сейчас я сделаю чай, пап. Все равно надо ждать, пока туман рассеется.

Чай, конечно, был ненастоящий. Они даже не пытались вырастить его на крайнем севере, хоть и привезли со Шпица немного семян. То, что дымилось в кружках, было настойкой из гриба, паразитирующего на деревьях.

– Жаль, что все данные… Кхм… Потеряны.

– Никто и не говорил, что они потеряны, – Маша выплеснула за борт остатки напитка. – Компьютеры я сожгла, это правда. Но всю информацию с накопителей загрузила в облако.

Отец странно поглядел на нее, тут же снова закашлялся, на этот раз особенно долго, мучительно, расплескивая “чай”. Еще не отдышавшись стал показывать ей что-то.

– Я не понимаю. Чего ты хочешь?

– Бумагу! Кхм-кхм… Дай… Бумагу. И ручку.

Она покачала головой, достала стилус, который пережил разрушение цивилизации, но все еще исправно оставлял следы на синтетической бумаге. Отец написал одну цифру, потом еще одну. Целую череду цифр, пока не закрыл глаза, словно пытаясь что-то вспомнить. Последние две зачеркнул, написал другие и к ним добавил еще несколько.

– Что это, пап?

– Если… Кхм… Если не найдешь исправный комп и связь, если не сможешь скачать из облака данные – эти цифры ничего… кхм-кхм… не значат.

– А если смогу?

– Тогда это… кхм… пароль. На архив, спрятанный в фотобанке. Он там один.

– Что в архиве?

Отец не отвечал. То ли ему было сложно говорить, то ли он не хотел. Отдал Маше стилус, на который смотрел с грустью, почти с любовью.

– Последние устройства, – проговорил наконец едва слышно, – были самые надежные.

Он откинулся на мешок с одеждой. Было видно, что дышать ему тяжело.

Маша не стала давить – пусть отдохнет. Потом расскажет. Да и что там рассказывать, про этот архив? Ерунда какая-нибудь.

Туман почти рассеялся, слева проступила береговая полоса. Пора двигаться дальше. Не без труда вытащив якорь, девушка запустила мотор. Развернула баркас по течению, прибавила обороты: было бы здорово за короткий световой день преодолеть как можно большее расстояние. Тем более, что погода здесь переменчива. Лучше добраться до цели прежде, чем волны начнут перекатываться через борт.

Иногда она оборачивалась, рассматривая горизонт позади корабля. Никто их не преследовал. Это успокаивало и Маша снова погружалась в раздумья. “Что нам теперь делать? Там, на новом месте? Придется ли привыкать к другой жизни, той, которую ведут дикари? А может, они не такие уж и дикие?”

Она прищурилась, глядя вперед. Как бы там ни было, Маша точно знала, что у нее будет своя, особенная цель. И пусть эта цель еще не оформилась, не сложилась в голове из пестрой мозаики – неважно! Она найдет себе нужное применение. Не остановят ни мутанты, ни дикари, ни сам чертов изменившийся мир.

– Пап, ты как?

Отец не отвечал. Она посмотрела на него и почувствовала, что сердце пропустило удар. Выключила мотор, опустилась на колени, осторожно взяв в руку холодную ладонь самого близкого ей человека. Единственного человека на многие километры вокруг.

Пульс не прощупывался. Попробовала на шее – ничего. Склонилась к самому лицу и не ощутила дыхания.

– Ох, папа…

Она вцепилась в штурвал, сжала его до белизны на костяшках пальцев. “Я остановилась. Надо бросить якорь, а то… Боже, какой якорь, о чем я думаю… Просто… Просто я осталась одна”.

Маша не плакала, не кричала безразличным волнам о своем горе. Она даже не была уверена, что в ее душе есть это самое горе. Кажется, там не было ничего. Пустота. Одиночество. Она приподняла бездыханное тело, крепко прижала к себе. Поцеловала в висок и, стараясь не накренить баркас, перевалила его за борт.

Снова зашумел двигатель. Корабль выправил курс, набрал скорость и двинулся на юг. Через трое суток, с двумя ночевками в открытом море и одной на пустынном берегу, пройдя сквозь шторм, Мария привела его, наконец, к устью большой реки. Среди потрескавшихся бетонных глыб и проржавевших, наполовину затонувших кораблей, она увидела скромную надпись – “Порт Экономия”.