Она заметила страх в его взгляде, смутилась. Повернулась вполоборота, стараясь украдкой избавиться от крови на лице, утереть губы тыльной стороной ладони. Вернулась туда, где бездыханными лежали несколько тел, собрала свои шмотки и попыталась надеть их, хоть одежда и была во многих местах разорвана.

– Я не хотела, чтобы ты узнал об этом вот так, – сказала Конопатая, когда прикрыла наготу, вышла из комнаты. Она стояла в нескольких шагах от Крила, стараясь не встречаться с ним взглядом. Ей было одновременно стыдно и страшно. Стыдно от того, что она лишила жизни нескольких человек, пусть даже они были подонками. Убила, не оставив им никаких шансов, выпустив на волю все то жуткое, что в ней таилось. А страшно ей было от того, что теперь между ней и Крилом не будет все как прежде. Смогут ли они вообще быть вместе? Она бы не удивилась, если бы он ушел куда глаза глядят, только подальше от нее.

Вынула из кармана маленькую, блестящую закорючку.

– Вот, нашла у того, кто тебя приковал. Ключ. Мне надо подойти, чтобы разомкнуть.

Его обезумевший взгляд сфокусировался на ключе, но парень не мог выдавить из себя ни слова.

– Так я… подойду? – сделала нерешительный шаг.

Кирюха вздрогнул, но смог подавить в себе желание съежиться, закричать. В конце концов она сейчас такая же, как всегда – с рыжими волосами, веснушками, тонкими руками, глядя на которые невозможно представить лапы зверя.

Конопатая приблизилась, аккуратно вставила ключ, щелкнула замком. Посмотрела на Германа, опустившего голову. Освободила и его запястья, но поняла, что поздно. Приподняла тяжелую голову за подбородок, закрыла ему глаза.

– Нам придется вернуться? – ей не хотелось обсуждать то, что случилось несколько минут назад. Лучше бы сделать вид, будто они решают очередную проблему, а в остальном все остается как прежде.

Крил поднялся, потер ссадины на руках. Желание отойти от девчонки не покидало его, но… кому от этого станет лучше? Выживет ли она одна? Возможно. Он – вряд ли. А уж о выполнении задуманного, если они разбегутся, можно и вовсе забыть.

– Нет. Пойдем дальше.

– Куда? Ведь Герман…

Дашка посмотрела на палача, который и сам теперь окончил земной путь.

– Он сказал – выберетесь из тоннеля, идите на запад, до озера. Там остров.

– И все?

– Все.

– А если озеро не одно? А если оно не точно на западе, а чуть южнее или севернее? А насколько большое озеро? Там один остров или десять? Может, двадцать? Пятьдесят?

– Меня больше волнует, что с тобой захотят сделать умники, если узнают о всех чудесах с превращениями. Как думаешь?

Молчание в ответ. Насупилась, пошла за ним дальше по тоннелю. Они ни разу не остановились, не разговаривали до самого выхода, лишь однажды Конопатая обернулась во тьму тоннеля, сказала: “надо было взять Германа с собой, похоронить по-человечески”. Кирилл ответил: “слишком тяжелый, а идти далеко, мы не сможем его столько тащить”. И они молча продолжили путь.

Выход оказался в таком же зале, как и там, в гарнизоне, где Старик указал им на спуск в тоннель. Только здесь не было дыры в потолке, ее место занимал люк, похожий на множество себе подобных, встреченных ими по пути. Даже странные символы с кругами были на месте и вертикальная лестница, ведущая из подземного царства наружу.

Приложив недюжинные усилия, Крил смог провернуть колесо запирающего механизма, толкнул люк от себя. Тот со скрежетом приоткрылся, потом поднялся вертикально, поддерживаемый человеческими руками, упал верхней стороной на снег.

– Наконец-то! – парень втянул в легкие свежий, морозный воздух, выбрался на поверхность.

Справа и слева простирались заснеженные холмы, прямо перед ним, на небольшом отдалении, начиналась густая, непролазная тайга. Крил обернулся. Позади был спуск в низину, снова подъем и то, что осталось от города: неровный силуэт покрытых сугробами развалин.

Он заглянул в отверстие, из которого выбрался. Надо бы протянуть девчонке руку, помочь… Она, конечно, и сама поднимется, но раньше он обязательно помог бы. А теперь, чтобы коснуться ее, каждый раз приходилось себя заставлять.

Протянул руку, помог Конопатой.

– Спасибо, – сказала она. Осмотрела себя придирчиво – дыры в одежде, разошедшиеся швы. Подвязала, замотала… Попыталась стряхнуть тоннельную пыль и шмыгнула носом, будто собираясь чихнуть.

– Крил, я знаю, что ты думаешь.

– Неужели?

– Ты думаешь, что все это время был рядом с монстром. Хитрым, опасным чудовищем.

Полезла в скрытый карман куртки, нащупала там что-то и порывистым движением бросила ему. Крил поймал потертый, некогда блестящий жетон. Поднес его к глазам, прочитал: “Дарья Авдеева”.

– Это… ты?

Она все-таки чихнула.

– Ага. Уже видел похожие, правда? Раньше нас здесь не было, мы пришли несколько лет назад, с востока.

– Мы?

– Измененное поколение. Мы не такие, как обычные нелюди. И живем почти со времен самой Инфекции.

Кирилл на мгновение утонул в ее глазах. Судорожно сглотнул. Ему было нехорошо, но уже не от того, что рядом “хитрое, опасное чудовище”, а потому, что он вдруг увидел в этих зрачках бездну пережитого, с которой не сравнились бы и пять таких жизней, как у него. Или… еще больше?

– Сколько тебе лет? – спросил он хриплым голосом.

Дашка пожала плечами.

– Наверное, чуть больше двухсот.

– Это невозможно. Так не бывает.

У нее на лице мелькнула тень улыбки.

– Не помню своего детства… – растерянно опустила взгляд, покачала головой. – Да и юности тоже. Лишь какие-то обрывочные воспоминания, картинки… Обычно это лес. Еще животные – тогда их было много. От некоторых приходилось убегать, других мы догоняли сами. То была совсем иная жизнь, не человеческая. Я думала по-другому, видела и чувствовала по-другому. Жила по-другому. Но в один прекрасный момент – хоп… Я очнулась такой.

Развела руки в стороны, посмотрела на свое тело в рваной одежде.

– Контролировать это было невозможно. Я была то мутантом, то человеком. Как приступы тяжелой болезни, непонятной, изматывающей. В пограничном состоянии, когда уже не чувствуешь себя ни тем, ни другим, превращения доводят до ненависти к себе, к любой форме, которую принимает тело. Многие из нас тогда лишились рассудка, погибли. Те, кто выжил – разделились. Одни решили, что им ближе оболочка мутанта, другие стали людьми. При этом все мы можем оборачиваться и теперь уже контролируем это.

– Но откуда?

Она подняла голову, посмотрела на него вопросительно.

– Откуда вы появились?

У Конопатой едва заметно дернулся подбородок.

– Я не знаю, – ответила она почти шепотом.

Солнце скрывалось за облаками и по темнеющему небу было понятно, что оно уже закатывается за горизонт. Зимний день на севере кончается рано, заставляя любого человека, идущего через лес, останавливаться. Вот и они, углубившись в тайгу не дальше, чем на километр, расположились на ночлег. Развели костер, принялись за остатки еды.

– Надеюсь, завтра мы придем на место, – сказал Крил, стараясь разжевать кусок жесткого мяса. – И найдем там людей. Умников, не умников – мне уже все равно. Лишь бы у них было, чего пожрать.

Они с Конопатой привыкли к тому, что их ведет Герман, и сейчас казалось, что он выйдет из-за деревьев, застегивая ремень на штанах, скажет – “сами разбирайтесь, кто там будет дежурить, а я спать”. Или наоборот – сядет у костра, а им велит укладываться. Было непривычно остаться вдвоем, надеяться только на себя. Они это не обсуждали, но чувствовали, что без провожатого стало неуютно, как если бы взрослый оставил детей одних.

– Ладно, я первый, – решил Кирюха.

В этот раз лес не тревожил его посторонними звуками, даже ветер стих. Можно было расслабиться, подумать о своем. Он искал в себе тот страх, что испытал в тоннеле. Но не находил. Сознание прятало все, что случилось в подземелье, в дальние уголки памяти. Иначе и думать не хотелось.

Посмотрел на девчонку, посапывающую рядом. На лбу ее образовались морщинки, словно она решала во сне трудную задачу, губы едва заметно шевелились: пыталась что-то сказать? Не разберешь. Внезапно вскрикнула, подскочила на месте, уставившись на Крила широко распахнутыми глазами.

– Чего ты? – он коснулся ее плеча.

Конопатая шумно выдохнула.

– Так… Приснилось.

Снова легла, не рассказывая ему подробностей. “Что там приснилось? Опять то же самое – чужой голос в голове”. Она вспоминала слова и ей казалось, что сказано было много, но запомнились почему-то только три фразы: “Хочешь стать мною? Я один из многих, теперь мы повсюду, вокруг тебя постоянно. Вливайся в наш разум!”

Утром они вышли к озеру. Почти сразу. Отошли от места ночевки на два-три десятка шагов и оказались на берегу застывшего, занесенного снегом пространства.

– Оно не такое уж и большое, – заметила Конопатая. – Хотя и не маленькое. Как считаешь – то самое?

– Наверное. Черт его знает! Там, впереди… – он вытянул руку. – Кажется, это остров.

– А за ним? Еще один?

Дальше действительно виднелась другая земля. Береговая линия причудливо изгибалась и невозможно было определить истинные размеры озера, сказать, сколько там островов, или все это выдающиеся вглубь водного пространства куски суши.

Крил осторожно ступил на лед, скрытый снегом. Прошел несколько шагов.

– Хорошо промерзло. Идем!

Даже без снегоступов они быстро добрались до противоположного берега, прошли через небольшую рощу и снова оказались у замерзшей воды.

– Остров, – утвердительно кивнул большелодочник. – Только не вижу я что-то признаков жизни. Пойдем туда, – он показал направо, в сторону, куда уходил извилистый берег, – надо все осмотреть.

За час все и осмотрели, прошли вдоль и поперек. Даже распинывали снег на пригорках, надеясь, что это развалины строений, среди которых может быть скрытый вход, как в жилище Старика. Но все тщетно. Остров был совершенно пустым.

– Там, похоже, еще один, – устало сказал Крил. – Идем?

Конопатая кивнула. Пока шли, заметили цепочку старых, почти занесенных снегом следов. Еще один нелюдь-одиночка? Возможно. Пересек пару дней назад озеро и скрылся на юге. Кирилл поднял взятый у Германа бинокль, посмотрел вдаль, но, конечно, ничего не увидел.

Они добрались до соседнего куска суши и обыскивали его еще час. Этот остров оказался больше предыдущего, но не такой длинный и осматривать его было легче.

– Мы ничего не пропустили?

– Да что тут пропустишь?! – вспылил парень. – Прочесали все, от края до края!

– А то, что говорил Герман, ты верно запомнил?

Крил поджал губы, вспоминая последние слова палача.

– Он мало успел сказать. И я все запомнил правильно.

– Тогда… Может, он просто не успел сообщить, что озеро будет второе от города? Или третье… Слушай, это же смертельное ранение. Герман вообще мог быть в бреду. А даже если и сохранял ясный ум, ему трудно было объяснить подробности. Он сказал лишь то, на что хватило сил.

Большелодочник посмотрел на один берег озера, со стороны которого они пришли, потом на другой. Поправил болтающуюся за спиной снайперскую винтовку. Сколько им еще идти к цели? И существует ли она, эта цель? А вдруг все умники померли? Ушли? Обратились?

Конопатая приблизилась. Из-за невысокого роста ей пришлось поднять голову, чтобы заглянуть парню в глаза.

– Мы найдем их.

Провела теплой ладонью по его щеке.

– Да. Конечно, – заставил себя не думать о худших вариантах и уверенно двинулся дальше, на запад.

Но никаких озер им больше не встречалось. Час, другой, третий… Снова пошел снег, поднялся ветер. Хорошо еще, что они шли через тайгу. Да, трудно было преодолевать заросли и сугробы, зато вьюга не хозяйничала здесь так, как среди голых полей, не бросала им в лица острые, ледяные снежинки. Снежные вихри бесновались вверху, над их головами, сгибая верхушки хвойных деревьев.

– Холодно, – сказала Дашка, поворачиваясь к Кирюхе. Губы ее посинели, девчонка вздрагивала. – Что, если остановимся, разведем костер?

– В такую погоду от него будет мало толку, – но он посмотрел на подругу и почувствовал, как от жалости щемит сердце. – Хорошо. Только найдем место, где огонь будет прикрываться с подветренной стороны.

Она с благодарностью улыбнулась.

– Здорово.

Не стала хвастаться, что для выживания в зимнем лесу ей достаточно стать иным существом. Крил так не сможет.

Нашли подходящее место, сделали в снегу ямку для костра. Кирюха и сам чувствовал, что морозный ветер берет приступом их нехитрую амуницию, выстужает тела. Да, надо было устраивать привал, иначе они рисковали замерзнуть.

Из еды почти ничего не осталось, но можно было согреть воду, пошвыркать кипяточку, представляя, что это чай. Рано или поздно метель утихнет и тогда они смогут продолжить путь. Да, лучше разводить костер, пережидать непогоду.

Крил чиркнул камнем о камень, высекая искру, стараясь разжечь костер. Конопатая остановила его, схватив за рукав.

– Что?

Проследил за ее взглядом. Девчонка смотрела куда-то вдаль, между деревьев, покачивающихся на ветру и перекрывающих время от времени обзор своими стволами.

– Да что там такое?

И тут уже сам увидел – слабый, кратковременный проблеск желтого огонька, моментально исчезнувшего, но через мгновение появившегося снова.

– Жди здесь. Я пойду, разузнаю.

– Нет! – Дашка остановила его. – К черту костер! Идем вместе.

Они собрали вещи, пошли в сторону неизвестного света. Деревья расступались, их становилось меньше, пока темная стена леса не осталась, наконец, позади. Впереди же простиралась гладкая, белая равнина, которая не могла быть просто землей, занесенной снегом.

– Если это не то самое озеро, – проворчала Конопатая, – я… оч-чень огорчусь!

Снова мелькнул в снежных вихрях желтый огонек. Там виднелось нечто, заросшее такими же деревьями, как в лесу, окружающем озеро. Другой берег? Или тот самый, долгожданный остров? Им не хотелось радоваться раньше времени, но что же это еще могло быть, черт побери, как не обитаемая часть суши, про которую говорил Герман?! Ведь там темнели едва различимые очертания строений! И был свет!

– Пошли! – девушка двинулась первой. “Осталось совсем немного” – успокаивала она себя.

Чем ближе они подходили, тем отчетливее проступали контуры серого, бетонного здания, едва ли возвышавшегося больше, чем на два этажа. Трудно сказать точнее, потому что с этой стороны виднелось одно-единственное окошечко, сквозь которое и просачивался желтый свет.

Когда до цели оставалось два десятка шагов, Крила и Конопатую ослепили яркие лучи света – на крыше здания зажглись мощные фонари. Включил ли их кто-то, или они сработали автоматически, от хитрого датчика? В любом случае путешественники замерли, не решаясь идти дальше.

Они вздрогнули, когда, перекрывая вой метели, над озером пронесся чей-то голос, усиленный многократно:

– Винтовку прикладом в снег.

Крил посмотрел на Конопатую. Медленно снял с плеча снайперскую, сделал то, что было сказано.

– Что еще за спиной? Тоже в снег! Другое оружие есть? Выкладывайте все! Оба!

Они послушно разоружились, надеясь, что пришли туда, куда нужно и опасность им не угрожает. А даже если и угрожала, разве был у них другой выход?

– Идите сюда, к стене. Ближе! Руки держать поднятыми вверх!

Кто-то, видимо, их рассматривал. Железную дверь открывать гостям не спешили. Но вот с той стороны щелкнуло, скрипнуло – створка подалась вперед и откатилась в сторону. Перед ними стоял пожилой человек с седой бородой, в руках он держал оружие, похожее на винтовку, только короче.

– Кто такие? Откуда?

– Мы с Южного базара. От Ратника.

Человек продолжал смотреть на них с подозрением, прищурившись, переводя взгляд то на Дашку, то на большелодочника.

– Никто бы сюда не пришел с востока. Без провожатого.

Кирюха согласно кивнул.

– Был провожатый – Герман. Знаете его?

– Ну. И куда же он девался?

– Убили его, в тоннеле. Но у меня есть письмо от Ратника, я могу показать.

– Хорошо, доставай. Только не спеша!

Крил выудил сложенную вчетверо бумагу, отдал ее седобородому, снова подняв руки вверх. Тот старался смотреть одновременно в письмо и на пришельцев, но уже через минуту потерял к ним интерес, сосредоточившись на послании. Его оружие, клюнув стволом, невольно опустилось к земле.

– Ладно, заходите.

– А винтовка и все остальное?

– Забирай, тащи сюда.

Железная дверь скользнула, запирая вход в бетонное укрытие, отгораживая их от злых порывов метели. Внутри было светло – россыпь электрических огней щедро заливала все вокруг ярким сиянием. Чувствовалось, что и холод не мог сюда пробиться – снежинки, облепившие их одежду, таяли от теплого воздуха.

– Меня зовут Вайсман. Захар Матвеич, если хотите.

Он убрал оружие в арсенальный шкаф, где стояли еще несколько таких же укороченных винтовок. Приказал и гостям спрятать сюда свои средства защиты.

– Идите за мной.

Поднялись по лестнице, оказавшись в просторном, прямоугольном зале. Со всех сторон помещение было окружено узкой, сплошной линией окон, которую снаружи они не заметили. Видимо, стекла оттуда казались непрозрачными.

В центре зала стоял вытянутый стол, рядом с ним несколько стульев. Полки с книгами и пара потрепанных диванов – вдоль длинных стен. У одной из коротких – плита, шкафы, два из которых казались просто огромными, их дверцы тускло поблескивали металлом. Еще три стола у противоположной стены, сделанные из черного, похожего на стекло материала, на котором светились россыпи кнопок. Над столами – ряды экранов.

– Сейчас сообразим что-нибудь для пожрать.

Вайсман засуетился рядом с плитой, вытащил что-то из большого шкафа. Через минуту на огне забурлило, потянулся соблазнительный запах, от которого и у Конопатой, и у Крила заурчало в животах.

Захар Матвеич подсел к большелодочнику.

– Покажи-ка мне эту штуку, за которой на Южном базаре чужаки охотились.

Кирюха протянул мятый конверт и седобородый достал из него эластичный лист секвохи. Поднял его, внимательно разглядывая на просвет.

– Мда-а… – протянул уважительно. – Ладная вещь. Теперь таких не сделать! Даже у нас.

– А что это? – полюбопытствовал Крил.

– Это, брат, карта памяти из синтетической меристемы, – Захар нахмурился, вглядываясь внимательнее. – Да еще и с маячком.

Не сомневаясь ни секунды, он взял обычный кухонный нож, положил искусственный лист на стол и отрезал от него кусочек, тут же раздавив рукоятью.

– Ну вот! После обеда мы заглянем в чертоги этой памяти.

Снял с плиты кастрюлю, стал разливать ее содержимое по тарелкам, которые тут же ставил на стол. Рядом с каждой положил ложку, в центр стола – небольшую, но глубокую тарелку с вязкой белой массой, рядом стопку порезанных кусков чего-то бурого. Довольный сел за стол вместе с гостями, посмотрел на них. Крил с Конопатой не спешили приступать к трапезе, хоть голод и подзуживал, заставлял немедленно наброситься на еду, сожрать все предложенное не разбираясь в том, что это такое.

– Пельмени, – указал Вайсман на тарелку. – Мясо куриное, уж не обессудьте. А это сметана и хлеб.

Он демонстративно положил ложку сметаны в тарелку, взял кусок хлеба и принялся за еду. Только после этого парень с девушкой последовали его примеру. Ложки брякали о тарелки все быстрей и быстрей, пока гости не отодвинули опустевшую посуду, обогнав Захара. Крил откинулся на стуле с блаженной улыбкой; Дашка, для которой порция оказалась даже больше, чем требовалось, с трудом сдерживала сытую отрыжку. Не сдержала.

– Ничего себе у вас продуктовые запасы, – пробормотал Кирюха. – Я такого даже на базаре не видел.

– А чего ж ты тут увидел? – удивился Захар Матвеич. – Пельмени, хлеб и сметану. Считай, что ничего еще и не видел!

– У вас что, склады? Военный объект?

– Щас тебе! Станут вояки обустраивать по-человечески. Кто будет о солдатиках заботу проявлять? Им лишь бы стены потолще, койки в три этажа, да боезапас на сто лет. А условия для нормальной жизни – это уж как получится. Здесь – другое дело. Научно-исследовательская станция! Все по уму. Не казармы, а отдельные комнаты. Не консервы и сухпайки, а запасы семян для разведения культурных растений, научные разработки по выращиванию мясных заготовок, оборудование соответствующее… Я уж не говорю о биогенераторах.

Вайсману, похоже, доставляло удовольствие всем этим хвастаться.

– Сколько же вас здесь живет? – спросил его Крил.

Седобородый замялся.

– В лучшие времена – сразу после Инфекции – до полусотни человек доходило. Сейчас, понятно, меньше. Заниматься продолжением рода сложно, коллектив-то маленький. Хотя были дети, и внуки были, и правнуки… Иной раз пришлые, как вы, оставались.

– А сейчас? – не унимался Кирюха.

Захар пошамкал губами, встал из-за стола, намереваясь идти с картой памяти к мониторам и черным столам. Указал мимоходом на один из диванов, где калачиком свернулось что-то темное.

– Вдвоем мы. С Барсиком.

Конопатая вскочила со своего места, подбежала к дивану.

– Кот? У вас кот?! – она опустилась на колени, протянула руку. – Настоящий? Живой?

Калачик развернулся, на фоне черной шерсти сверкнули зеленые глаза. Барсик позволил себя погладить и издал мелодичный, переливчатый звук, про который – Кирюха с трудом это вспомнил – он читал в одной из книг еще на базаре.

– Мурчит?

– Мурчит, – подтвердила Конопатая, улыбаясь до ушей, касаясь кончиком носа мягкой шерсти. Но кот вдруг почуял что-то, зашипел на нее и девчонка, с грустью вздохнув, отстранилась.

– Все свои, Барсик, – сказал ему обитатель станции. – Странно, никогда он не шипел.

Но тут же забыл об этом, потому что скормил карту памяти одному из компьютеров и уже с нетерпением ждал результата. Только Дашка продолжала смотреть на искусственно выведенное животное, отодвинувшись подальше: она знала, что создание, которое пробуждало в темных закоулках ее памяти нежные чувства, вряд ли к себе подпустит. Потрясающее творение природы, воссозданное человеком по генетическому материалу. Идеальные линии, отточенные движения… Повадки, которые всегда нравились людям, приводили их в восхищение… Гладить кота – удовольствие, которого лишилась цивилизация. И вот он сейчас перед ней! Конопатая тихо ненавидела себя за то, что она такая. За то, что кот ее не принимает. Ненавидела того, кто с ней это сделал.

Крил стоял за спиной Захара, наблюдал.

– Цифры, цифры… – ворчал Вайсман. – Есть в них что-то знакомое, но пока не могу понять – что.

Он оставил клавиатуру и, после минутного раздумья, откатился на кресле назад.

– Нет, ребятушки. С наскока не разобраться. Нужно сравнить этот массив с теми данными, что есть в нашем хранилище. Возможно, обнаружится что-то общее, тогда и будем раскручивать. А так – какой смысл угадывать?

Кирюха разочарованно отвернулся. Он и слова-то не все понимал, которые говорил Захар Матвеич – “массив”, “данные”... Ему просто хотелось знать, почему странные, полуживые люди охотились за этим листочком?

Снаружи гулко ударилось – то ли о стену, то ли рядом со зданием. Парень с девушкой встрепенулись, настороженно повернувшись к окнам. Но там, по причине жуткой метели, разглядеть что-то было невозможно.

– Снег обвалился, – успокоил их Захар Матвеич. – Бывает.

Дашка подошла ближе к Кириллу, заметила, как бы между прочим:

– Тех людей, что на базар приходили, создает кто-то. Но создает плохо, неумело. Потому многие из них и дохнут, не добравшись до цели. А здесь, – Конопатая пошевелила пальцем искусственный листок секвохи, – указания, как их делать без ошибок.

И добавила смущенно:

– Это я предполагаю.

Вайсман погладил бороду, поднялся с кресла. С кряхтением подцепил шнурок, болтающийся у самого потолка, вытаскивая оттуда большую, темную доску, густо исписанную мелом.

– Я тут пытался кое в чем разобраться, – он взял пыльную тряпку, стер с доски лишнее, чтобы легче было понять. – Изобразил для себя, так сказать, картину мира. Вот смотрите…

Показал на горизонтальную черту в самом верху, от которой вертикально спускались другие.

– Здесь момент начала – время, когда случилась Инфекция. Две основные линии, идущие вниз, это люди и простые, постинфекционные мутанты. А есть еще две побочных линии: мутанты с разными особенностями и те существа, которых создают намеренно.

Он брезгливо потряс рукой в сторону побочных.

– У этих может быть много ответвлений, потому что особенности встречаются разные, а искусственными могут быть и люди, и мутанты, и животные…

Покосился на Барсика.

– Откуда что пошло – сейчас не прознать, – продолжал Захар. – Какая линия породила которую? И нет ли в основе всего этого лишь природного явления? Ведь вона какая штука выходит! Вместе с Инфекцией появились новые виды растений, вроде той же секвохи. А она идеально приспособлена для передвижения мутантов. И растет от аномальных точек по прямым линиям, занимая прежние автомагистрали, соединяя города и те места, где еще есть люди. Будто специально прокладывает маршруты, помогает чудищам добивать человечество!

Подошел к плите, включил чайник.

– Но и это еще не все, – Захар Матвеич многозначительно поднял указательный палец. – Простые, постинфекционные мутанты не способны к размножению. Они получаются из обычных людей, но что потом? А потом все! Дохнут с возрастом, как и люди.

Кирюха поглядел на Конопатую, промолчал.

– Никого не останется, – выдохнул Вайсман. – Ведь даже крупные животные от Инфекции вымерли! Будто зачистку кто проводит… Сама природа? Чтобы что? Начать все с последнего момента сохранения? Или… освободить дорогу кому-то другому?

Дашка взяла белый “огрызок” и, поднявшись на цыпочки, протащила линию “особенных” до самой Инфекции.

– Это поколение было с самого начала.

Обитатель станции с сомнением разглядывал мелок в ее тонких, розовых пальцах.

– Кто это? Какое поколение?

– Те, что с момента создания существуют как люди и нелюди. Они и разумом обладают не хуже человеческого. И живут от Инфекции до сегодняшнего дня.

Захар удивленно смотрел на нее, потом оглянулся на Крила, ожидая от него подтверждения, но тот продолжал молчать.

– Девочка, откуда тебе это известно?

Девочка уставилась на него бездонным взглядом, в котором не было ничего ясного, поверхностного, все скрывалось где-то в пучине, там, где могли покоиться знания многих поколений. Не сразу, но Вайсман почувствовал это.

– И ты знаешь, кто их создал? Самых особенных?

Дашка отрицательно покачала головой.

– Но я не верю, что это сделал кто-то, – она показала пальцем вверх, – не из нашего мира. И в то, что сама Земля их создала, – палец указал вниз, – тоже не верю.

Снова потянулась с мелком. Под самым краем доски повернула линию особенных, замкнула на людей.

– Люди их создали. Я так считаю.

Нахмурившись, Вайсман продолжал разглядывать рисунок. Кажется, вариант с виноватой природой ему нравился больше.

– Ладно! – воскликнул он. – В конце концов сейчас важна не историческая справедливость, а понимание того, что происходит. Какие силы существуют, сколько их, чего хотят? Есть, к примеру, тот же базар. Южный. Про другие не слышал – наверное, потому, что нет других. Так вот, Южный базар сам по себе. Там люди, накопившие силы и числом, и оружием. Они хотят сохранить свою сытую жизнь, что понятно, ведь она их устраивает. А есть люди, живущие в отдельно взятых племенах, разбросанных по всему северу. Они не так уверены в своем будущем, поэтому у них сейчас, по слухам, идет процесс консолидации.

– Чего? – не понял Крил.

Захар отмахнулся.

– Дело к объединению.

– Ага, – парень откинулся на спинку дивана.

– С людьми разобрались. А вот – как вы их называете – нелюди… Тут я без дополнительных знаний плаваю. С обычными-то все понятно – пока еще многочисленные стаи, мигрирующие к аномальным точкам, потому что есть у них инстинктивное желание продолжать жизнь. Но рожать они не могут и пополняют стаи только обратившимися людьми. Что же касается особенных…

Он перевел дух.

– Среди особенных есть умные, трансформирующиеся, старые, только что созданные, неумело созданные… Никого не забыл? И почти обо всех мы имеем лишь приблизительное представление, на уровне слухов. Зачем произведена на свет и продолжает существовать та или иная разновидность? Кто ею управляет, если управляет?

Конопатая с тревогой поглядела на Крила, который уже несколько минут сидел с закрытыми глазами. Толкнула его локтем.

– Эй. Ты чего?

– А? – он разлепил веки, проморгался, оглядываясь вокруг. – Кажется, задремал. Слушай, дед. От твоей болтовни голова пухнет. Мало того, что я половины не понимаю, так еще и устал, как ржавое железо прежних. Что ты там говорил про отдельные комнаты?

Вайсман не обиделся. Провел их по лестнице в полуподвальный этаж, где вдоль длинного коридора, глубоко скрытые от внешнего мира, располагались комнаты несуществующего уже персонала. Заняли, чтобы далеко не ходить, ту, которая ближе к лестнице.

– А вы где? – спросила Конопатая старика.

– Я уж давно в своих апартаментах не ночую, спускаюсь только чтоб помыться, в душ. А спать привык наверху, на диванчике, – он поглядел на них одновременно с весельем и легкой завистью. – Что ж… Разные комнаты вам, я полагаю, не нужны. Доброй ночи!

– Давно с людьми не разговаривал, – сказала Дашка, когда дверь закрылась. – Вот его и прорвало.

Крил уже завалился, не раздеваясь, на широкую кровать. Девушка подсела к нему.

– Знаешь, что такое душ?

– Неа.

– И я не знаю.

Стала снимать с себя лишнее, тем более, что многие предметы одежды нуждались в починке. Вверху что-то шумело – воздух, что ли? Уже теплый и на вкус будто летний, с запахом травы. Она потянулась к потоку всем своим расцарапанным телом, чувствуя, как шевелятся за плечами рыжие волосы. Хотела еще о чем-то спросить Кирюху, но заметила, что он отодвинулся от нее. “Боится прикасаться. Как кот, только не шипит”.

Конопатая ничего ему не сказала. Продолжала стоять под вкусным, летним воздухом, жалея себя, глотая обиду. “Разве я заслужила? Никогда бы не показала ему ту, другую! Но у меня не было выбора. Я убила людей только чтобы защитить себя и… его”. Глаза невольно увлажнились, по щеке скатилась соленая капля.

Крил заметил.

– Что опять не так?

Она по-прежнему молчала.

– Ладно, не реви, – протянул руку и, отбрасывая все предрассудки, постарался прижать ее к себе. – Столько живешь на белом свете, а до сих пор ведешь себя, как ребенок.

– Ну и пень же ты, Кирюха. Я чувствую то, чего во мне никогда не было. Никто не шел рядом со мной, стараясь помочь. Никто не сходил с ума, когда мне плохо.

Он и сам вдруг проглотил ком в горле. Сжал зубы, чтобы не выпустить наружу совсем не мужские эмоции.

– Иди ко мне. Это все равно… То, что ты… – не договорил, поцеловал Конопатую сначала в мокрую щеку, потом в висок с рыжими завитушками. Поймал своими губами ее губы…

Наверху, в зале с длинными окнами, Вайсмана поднял с дивана противный писк зуммера. Дед встал, подошел к дежурному терминалу. Вглядывался мгновение в экран, потом бросился к окну. В свете включившихся прожекторов было видно, как к станции приближаются человеческие фигуры. Их было много и они окружали здание со всех сторон.

– Выследили ребятушек. За сигналом шли. Эх, поздно я маячок вырезал!