Место, где собрались отряды из разных гнезд, словно кричало о себе: “Мы здесь! Нас много! Идем на Южный базар!”

– Мда… – сухо заметила Властительница. Она знала, что так и будет. Что до ее прихода никто не возьмет на себя ответственность раздавать общие для всех дружин приказы, думать о скрытности и осторожности. Каждый вел себя так, как считал нужным, а все вместе – как шумное стадо.

Отправила людей, чтобы доложили командирам – она пришла, пусть собираются у ее костра. Приказала Прыткому позвать кого-нибудь, кто бывал раньше на базаре, знает, что там и где… Маша опустила голову, зажмурилась на мгновение. С самого утра она чувствовала недомогание, но каждый раз, когда, казалось, нужно лечь на снег, закрытый еловыми ветками, накинуть сверху шубу и погрузиться в безбрежный океан жалости к самой себе, она сжимала зубы и делала то, что считала нужным. “Потом будет время отдохнуть. Но не сейчас. Если дать слабину, упустить какую-то мелочь, то никакого “потом” может и не наступить”.

Выпрямилась, вдохнула холодный, пахнущий сыростью воздух – со вчерашнего дня началась оттепель и с деревьев капало, твердый наст под ногами превращался в хрупкую ледяную корочку.

– Это Хмельной, – послышался голос Прыткого, – он часто ходил на юг по торговым делам.

Маша обернулась, глянула на бородатого мужичка с будто выцветшими, но все еще веселыми глазами.

– И сейчас, что ли, принял?

– Да что ты, Властительница! Такие дела вокруг… Я ж понимаю… Оно ведь… А надо, чтоб…

Отмахнулась, заставив его молчать. Вынула из кармана смарт, активировала, раздраженно дернув краешком рта, когда заметила, что заряда едва ли хватит до конца дня.

– Смотри, – показала экран Хмельному. – Понимаешь?

Видно было, что мужичок впервые смотрит на такую штуковину. Изучал он ее во все широко раскрытые глаза, не мог оторваться.

– Я спрашиваю – понимаешь, что тут нарисовано?

Спохватился, промямлил что-то невнятное. Маша сделала вывод – не понимает.

– Представь, что ты птица, летишь высоко над Южным базаром. Ну?

Он быстро закивал.

– Это дома, тут – видишь линию? – стена, окружающая город. В центре площадь. Соображаешь теперь?

– Да, Пришедшая Властительница.

– Кто в городе охраной заведует? Знаешь?

Хмельной кивнул.

– Дядька хваткий, за чужаками следит, хоть и не препятствует торговым делам.

– Где он живет? Дом его видел на базаре? Показывай!

Бородатый водил пальцем по экрану, из-за чего картинка дергалась.

– Не трогай ручищами-то, – ругнулась Маша.

Указал, наконец, на прямоугольную крышу, при увеличении оказавшуюся плоской площадкой, зажатой между трубами.

– Здесь, должно быть.

– Должно быть или здесь?

– Здесь. Его это дом, точно.

Были у нее к торговцу и другие вопросы, но Прыткий уже подавал знаки, кивая в сторону костра – “собираются”.

– Ладно, позже договорим, – сказала Маша Хмельному. – Далеко не уходи.

Сама закуталась плотнее, словно это могло уберечь ее от зорких глаз чужих командиров, не дать им проникнуть в ее душу и мысли. И все равно, подходя к жаркому огню, чувствовала, как ощупывают ее любопытные взгляды. Не поймешь – то ли готовы эти люди ей подчиняться, то ли таится в них что-то свое, согласное с ней лишь до поры до времени. “Ничего! Поживем, увидим – кого из них можно в прорубь или муравьям, а кто и пригодится на будущее, готов будет мне башмаки целовать”.

Они сидели кругом, положив на снег кто одежду, кто ветки. Для нее же свои успели сготовить стул. Не трон, конечно, но в лесу, среди дикарей, сойдет и это. Маша остановилась, опершись на его спинку – садиться не хотела, ей казалось, что от этого мутить будет сильнее. Краем глаза заметила, как в сторонке топтались сопровождающие, собираясь кучками по два-три человека. Каждый командир со своей охраной пришел, не доверяют они друг другу. Ну и хорошо.

– Зря болтать не станем, – сказала она громко, чтобы слышали все. – Раз собрались, значит согласные на дело. Или, может, кому-то отдельное объяснение требуется?

Все молчали и она удовлетворенно кивнула.

“А ведь знают… По рожам их хитрым вижу, что знают – не имеет взятие базара прямого отношения к выдавливанию нелюдей с севера. Передел влияния, ничего больше. Каждое гнездо в отдельности не рискнуло бы соперничать с южным городом, а вот все вместе – другое дело! Думают, что уничтожив опасного конкурента, со мной и друг с другом потом разберутся. Как-нибудь”.

Но никто и словом не обмолвился о большой политике. Их будто не интересовало ничего, кроме организации штурма – какие отряды с какой стороны пойдут, что будет их целью…

– Брать надо со всех сторон разом! – громче других заявлял молодой и горячий, с разрисованным татуировками лицом.

– Верно, – спокойно вторил ему старый командир. – Но только те, у кого больше огнестрелов, первыми пусть идут, чтобы большую часть вражины на себя отвлечь.

Огнестрелов, по правде сказать, почти ни у кого и не было. Кроме ее, Властительницы, отряда. Пронюхали командиры и про то, что есть у нее взрывчатка, что добавляло уважения, но вынуждало Машу согласиться принять главный удар на себя.

– Мудрить тут нечего, – сказала она, – пойдем на главные ворота. Мои люди и еще от двух гнезд охотники. Да парочку отрядов позади надо держать, на всякий случай. Когда каша заварится, остальные двинут на штурм с других сторон. Ну а там… Как сложится.

– В город войдем – девок с бабками да ребятней надо будет куда-то загнать, чтобы под ногами не мешались, – заметил пожилой.

Маша посмотрела на него, потом на остальных. Взгляд ее был темным, но не от цвета зрачков, а оттого, что за ним скрывалось.

– Некогда будет сортировать. Рубите и колите все, что мешает! Охотники вы или нет? Чего боитесь? Гнева своих духов?

И после минутного молчания добавила:

– Я перед ними за вас отчитаюсь.

Она разжала побелевшие пальцы, отпустила спинку стула. Проходя мимо Прыткого, бросила ему едва слышно “сейчас вернусь”. Пришлось отойти на полсотни шагов, спрятавшись за деревьями, чтобы ее никто не видел. Маша упала на четвереньки, от спазма у нее скрутило живот и она выплеснула из себя все, что съела утром. Отплевываясь, села на колени.

– Вот дерьмо. Что это? От чего?

Черное мясо, поедаемое людьми из гнезда, ей, конечно, не нравилось. Но она заставила себя привыкнуть и серьезных проблем это не вызывало. Чем еще можно было травануться? Да ничем.

Утерлась снегом. Руки ее дрожали и перед глазами мельтешили темные точки. Она почувствовала рядом чье-то присутствие, повернула голову. В нескольких шагах от нее стоял Прыткий.

– Разве я просила идти за мной? – собственный голос показался ей совсем не таким, каким был несколько минут назад, когда она стояла у костра. Сейчас он был слабым, тонким.

Маша позволила парню помочь ей подняться на ноги.

– Что с тобой? – спросил он.

– Не знаю. Но что бы там ни было, не вздумай об этом проболтаться.

Она постояла еще несколько минут, подставляя бледное лицо ветру, потом сказала “идем”.

У огня шли споры, кто-то выклянчивал себе и своим людям местечко потише, откуда будет не страшно идти на штурм, кто-то просил разделить огнестрелы поровну, а иные успевали договариваться с соседями за спинами остальных.

Маша кашлянула, проверяя силу голоса.

– Все огнестрелы останутся у меня, потому что мои люди умеют с ними обращаться. Учить еще кого-то нет времени. На главные ворота мы пойдем с вами и с вами.

Она указала на самого горячего и самого рассудительного из командиров.

– Остальным, чтобы не спорили, я скоро скажу, откуда на дело пойдете. Да, и угомоните людей, потушите костры. Чтоб ни одного дымка не поднималось!

Кивнула кому-то из своих охотников, чтобы и тот костер, вокруг которого они сейчас собрались, был потушен.

– А то наш лагерь за полдня пути слышно и видно.

Проводила взглядом недовольных командиров, разбредающихся по отрядам. Вскоре над лесом и правда перестали подниматься дымные столбы.

– Все равно, – сказала она сама себе. – Если есть у Южного базара дальние посты охраны, то они нас уже заметили. А посты наверняка есть. Я бы точно поставила!

– Властительница.

– Чего еще?

Прыткий протянул ей сверток.

– Возьми.

Она поглядела на скрученный лист секвохи, в котором прятались другие листья – поменьше, засохшие. Вопросительно поглядела на своего помощника.

– Это чтоб не блевать. Проверенное средство, мне еще мать такое давала, когда я...

– Ты дурак?! – перебила она его. – Я сама не знаю, из-за чего меня скрутило, а ты уже лекарство нашел! Врачеватель хренов.

Прыткий стоял в нерешительности, не зная, что ему делать. Убрать ли подношение, или попытаться убедить Пришедшую в том, что оно не причинит ей вреда, а только даст облегчение.

– Убери, – сказала она спокойнее. – Авось само пройдет.

Несмотря на все недоверие к этому миру, к людям, которые ее окружают, Маша вдруг ощутила нечто для себя новое, чувство, теплое и прекрасное, словно протянутое ей вместе с этим свертком. Даже отец не радовал ее вниманием в детские и юные годы, потому что всегда был занят своими делами, заботился о выживании на краю холодного мира. А этот едва оперившийся мальчик казался столь искренним в своем желании помочь, что она невольно поддалась незнакомому чувству. Даже улыбнулась.

– Еще бывает, – сказал он, – что женщину выворачивает, когда она носит в себе ребенка.

Маша нахмурилась. Ей и самой это приходило в голову, но до тех пор, пока слова не были произнесены вслух, думать о таком не хотелось. “Лучше бы отравление!”

У нее давно не было крови. Пожалуй, даже слишком давно. Списывала это на свои неудачные опыты, еще там, на Кольском, на постоянные нервы и стрессы, а скорее на все вместе. Ведь до сих пор других признаков интересного положения она не замечала, значит, несмотря на отсутствие женских дел, беременности не было.

– Я ни черта не знаю, – призналась она.

– А от…

– И ты не болтай!

Прыткий послушно склонился, отошел в сторону.

Когда стемнело, весь лагерь снялся с места и двинулся через лес длинной нитью, растянувшейся на многие сотни шагов. Охотникам сказано было помалкивать, ничем своего присутствия не выдавать. Но скрыть поступь такого количества ног невозможно и, если кто-то окажется рядом, хоть и на расстоянии выпущенной стрелы, колонну неминуемо обнаружат. Маша лишь надеялась, что этот “кто-то” не будет городским соглядатаем, что он свернет в сторону и уйдет вглубь леса от греха подальше.

– Завтра будем на подходе к Южному базару, – сказала она трем своим помощникам, идущим рядом. – Вперед отправим человека с взрывчаткой. Пусть он возьмет Хмельного, тот покажет, где заложить, у какого дома. Бомбы завернем в куски мяса – промысловик мол, добычу на продажу несет. Думаю, никто там особо разбираться не станет, а даже если и заглянут, мало что поймут. Пластид в старой упаковке сойдет за сверток вяленого.

– Начнем ближе к ночи?

– Да. В темноте больше страха, больше паники. Они не знают, откуда к ним лезут, а мы точно знаем – куда, как и зачем.

Ее еще мутило, но Маша целиком была поглощена предстоящим делом. Адреналин бурлил в крови. Она почти ощущала запах пожарищ и ей казалось, что она уже слышит крики ужаса попавших в ловушку горожан. Потом, после победы, можно будет прикормить охотников – не только своих – дележом добычи, женщинами… Себе, пожалуй, возьмет и пленных мужчин. Дома у нее каждого будет ждать волшебная инъекция. Маша оглянулась. Где-то там, в конце длинной колонны, идут под охраной двое, на которых она ее уже опробовала.

– Ух! Не по моим годам такие походы.

Из темноты вынырнул тот командир, пожилой и рассудительный, отряд которого пойдет завтра с ней и ее охотниками на главные городские ворота. Он тяжело дышал, но снег под его ногами хрустел так же ритмично, как и под машиными ботинками – старик не снижал темп. Видно, его люди шли чуть впереди, а он лишь немного отстал.

– Чего бы дома не сидеть? – невозмутимо спросила Властительница. – Неужели некому было поручить? Не нашлось в гнезде достойного преемника?

– На охоту бы нашлось. А на это… – кажется, ему не нравилось называть “делом” то, что они затеяли. И все же старик совершил над собой усилие, выдавил: – На это дело никого назначать не стал. Пусть и последнее будет в моей жизни, а все-таки лучше самому. Спокойнее как-то.

– Не нравится что ли? Дело?

– Мирное время всегда лучше. Разве нет?

Она не стала отвечать и дед, испугавшись, что его не поняли, пояснил:

– Наше гнездо на стороне сильного. И если так надо, то пойдем со всеми, не дрогнем. Но только я прямо говорю то, что у других на уме, а сказать бояться. Я-то старый, мне все равно.

– Сколько же ты живешь?

– Да кто их считает, эти лета и зимы… Шесть десятков. Может, семь.

– Много для нашего времени.

– Много, – согласился он.

– Где твое гнездо?

– Там, куда не ходят. Близко от космодрома. Слыхала хоть слово-то такое? А место интересное, много умных машин от прежних людей осталось, много знаний. Так что не одна ты такая начитанная.

Маша смотрела на него с искренним удивлением.

– Там же зона! Люди в таких местах не живут. А если и приходят, то для того только, чтоб обратиться.

– Это вы так думаете – те, кто подальше от точек заражения расселился. Ты ж не знаешь… – он замолчал на мгновение, то ли подбирая, то ли вспоминая какое-то слово. – Прости, старость не радость – запамятовал я, как там тебя называть-то полагается?

– Пришедшая Властительница, – снисходительным тоном напомнила она.

– Ага. А я Сухой. Так вот я и говорю – ты ж не знаешь, Властительница, какая доза черного мяса нужна, чтобы в нелюдя случайно не обернуться. Жрете его, как не в себя...

– А ты знаешь?

– Я знаю, что и мы его жрем, как не в себя, но для нашего гнезда оно нормально, без него никак, а вот вам можно и поменьше, вы далеко от зоны. Только ведь проверять никто не станет, каждый про себя думает, что лучше сожрать побольше, а то кто его знает.

Он замолчал и они еще долго шли в полной тишине, пока Сухой, наконец, не решился рассказать то, что вертелось у него на языке и ради чего он, наверное, и подошел к Маше.

– Ходил я в зону, еще когда молодой был, моложе тебя. В самый ее центр ходил.

– Зачем?

Он пожал плечами.

– Увидеть хотел – что там? Думал, может, метеорит. Осколки бомбы. Машина какая-нибудь. Хоть что-то, из-за чего эта дрянь заразу вокруг себя распространяет!

– Нашел?

Он отрицательно покачал головой.

– Не нашел. Видно, не человеческих рук дело. И не чьих-то еще.

– Думаешь, природное?

– Думаю, планетное. Для природы нет свойственной ей хаотичности. Вроде замысел во всем просматривается, а следов не сыскать. Что хошь про меня думай, Властительница, а только сама Земля эти зоны создала! Я так думаю. Раскиданы они равномерно, человеков в нелюдей перемалывают, как конвейер, словно мусор на что-то полезное переделывают. Звери, опять же, вместе с появлением зон пропали. Отчего бы, спрашивается? Не, я понимаю, что и у них своя зараза случилась. Но сразу на всех? Почему? Зачем? Одни только птицы да букашки остались, очевидно для того, чтобы растения опылять и распространять, а то и они бы сдохли. Кстати говоря, среди растений вымерли именно те, что человек использовал.

Снова воцарилась долгая пауза, прервать которую на этот раз решилась Маша.

– Хочешь сказать – на разумной планете мы живем? И решила она устранить людей, как вид, да за нами еще все подчистить? Не для того ли, чтоб по новой начать? Хм… Может и так. Только нелюди-то потомства не дают, знал ты об этом?

Сухой поглядел на нее удивленно.

– Вон оно как… Надо же! Не знал я об этом. Так значит и они после людей сгинут. Вот уж точно – можно будет начинать по новой!

На лбу у Маши проступили морщинки, потом и вовсе лицо исказила гримаса страдания.

– Ладно, хватит болтать, – сказала она Сухому. – Иди вперед, к своим. Да и там не чеши языком лишний раз!

– О Земле?

– О том, что мирное время лучше. Нечего людей смущать. Все, иди. Иди отсюда!

Она побледнела, прикусила губу, и старик счел за лучшее прибавить шагу, уйти с глаз долой.

Маша свернула в сторону, заметив, что следом, на расстоянии, пошел только Прыткий. “Ну пусть идет. Ему можно”. Она остановилась и, согнувшись, упираясь рукой в ствол секвохи, стала отплевываться, потому что блевать ей было уже нечем – за день так ничего и не поела.

Снова пришлось зачерпнуть снега, утирая им слезы и слюни. Отдышавшись, сказала в темноту, зная, что верный человек стоит поблизости:

– Черт с тобой. Давай сюда сверток.

– Заварить надо.

– Заваривай.

– А?

– Делай что нужно, не спрашивай! Не видишь – хреново мне. Не могу я сейчас… Думать за вас… За всех...

Прыткий, даром что иногда переспрашивал, глупости всякие говорил, в нужный момент оказался сообразительным малым. Остановил колонну, но обставил все так, будто каприз это у Властительницы. И пусть некоторые на такие чудачества смотрели с недовольством, а то и с кривой усмешкой, все же лучше быть во главе армии капризной сукой, чем слабой, болезненной девочкой.

Она сидела у маленького костерка, разведенного поодаль от зарослей секвохи, от вставших отрядов, охотники которых тихо ворчали. Швыркала из глиняной кружки солоноватый отвар, от которого, вопреки ее ожиданиям, не тошнило, а совсем наоборот – становилось легче.

– Надо будет слить этой дряни во флягу. Возьму с собой.

Прыткий с готовностью закивал. Маша покосилась на него, поймав преданный взгляд. Развернулась, разглядывая внимательнее, стараясь прочувствовать все его эмоции, недвусмысленно отражающиеся на лице молодого парня. “Удивительно! В нем, пожалуй, больше верности, чем в тех двоих, которых я насильно обратила. И ведь это человеческая верность, не звериная. Осмысленная и искренняя”.

– Черт тебя дери, Прыткий. Ты что, влюбился в меня?

Он тут же потупил взор и она готова была поклясться, что щеки его налились румянцем, хоть и невозможно было разглядеть это в темноте.

Парень промямлил что-то невнятное:

– Да нет… Я же… Только помочь...

Маша поставила пустую кружку на снег, подсела к Прыткому ближе. Протянула руку, поднимая его голову за подбородок. Она ощущала терпкий мужской запах – смесь пота, не слишком чистой одежды и горького от жевательного стебля дыхания. Поцеловала своего помощника, чувствуя, как дрожит молодое, сильное тело. Она понимала, с каким трудом он себя сдерживает. Улыбнулась, отстраняясь.

– Влюбился.

Но улыбка растаяла, потому что Властительница вдруг вспомнила, где находится и что ей предстоит. Минутная слабость была подавлена в зародыше. Там, впереди, вовсе не горьковатое дыхание вздрагивающего от желания самца, там ледяной ветер неизвестности. Все может пойти не так, как она рассчитывала, как ей хотелось. Любая мелочь способна изменить будущее.

Маша поднялась.

– Собирайся. Да побыстрее! Нам надо идти дальше.

Переставляя ноги – левая, правая, левая, правая – вслед за своими охотниками, она на ходу перебирала в уме все варианты, любые неожиданности, которые могли случиться. Хотелось все предусмотреть, но она понимала, что это невозможно.

“Где скрывается главная проблема? Откуда ждать неожиданностей? Появится Говорящий?” Невольно подняла голову, посмотрела на уходящие в само черное небо стволы деревьев. “Нет. Вокруг нее армия и сейчас он не станет рисковать шкурой. Затаится где-нибудь в ожидании, будет наблюдать – чем дело кончится. И, возможно, потом, когда суета утихнет, попытается нанести удар исподтишка. Да, это вполне в его духе. Потом, но не сейчас. Откуда же теперь ждать неприятностей, которые могут поломать ее планы?”

Ответ вертелся рядом, как назойливая муха, которую хочешь поймать, но она слишком верткая, каждый раз ускользает.

“Стоп! Поймала! Ну конечно. Кто же еще может вставить ей палки в колеса, как не та девчонка, которой бредил сам Говорящий! Что известно о ней? Оборотень от природы, от самого своего рождения. Чувствует других нелюдей, особенно похожих на нее. Раньше была в городе, потом, вроде как, ушла вместе с мужиком своим и еще одним городским, которого искатели палачом называли. Куда ушли, зачем – неизвестно. Не гулять же”.

Маша невольно считала любое дело, касающееся этой девки, еще со времен разговоров в черном доме записанной в соперницы, угрозой себе и своим намерениям.

“А если уже вернулись? Если снова в городе?”.

Властительница отдала приказ трем охотникам, конвоирующим нелюдей, которых сама создала, остановиться здесь, в лесу. Пусть ждут, не отсвечивают своей особенностью, не привлекают внимание к ее отрядам. А если начнут норов звериный показывать, так охотникам велено прикончить тварей – два экспериментальных образца, не жалко!

“При некотором везении,” – продолжала она размышлять, – “главного по охране базара взорвем еще до начала штурма. И девка, если она вернулась, должна в его доме остановиться. Но разве можно быть во всем этом уверенной?”

Маша не могла найти для себя логичного объяснения – почему именно от Конопатой ждет беды? Ведь ни армии у нее своей, ни даже отряда. Но женское чутье подсказывало, что раз чужая баба засветилась в твоей жизни, значит будут с ней проблемы.

Она взяла у Прыткого флягу, сделала два основательных глотка. Пойло уже остыло, но ее это ничуть не смущало. Главное помогает. Тошнота ушла и, кажется, даже стал просыпаться голод. Пришедшая, однако, не торопилась налегать на еду, надо было дать желудку успокоиться.

Глубокой ночью колонна остановилась – как бы там ни было, как бы не хотелось использовать для продвижения темное время суток, людям надо дать отдохнуть. Завтра такой возможности не будет.

Властительница, не забыв напомнить Прыткому об охране на время ночевки – пусть проверит людей, выставленных по периметру вокруг ее лежбища – пригласила парня к себе. Приказала лечь рядом, накрывшись ее шубой и его курткой. Вдвоем теплее. Что подумают другие – плевать. У нее с ним ничего не будет. Не сейчас, не сегодня. Но рядом должен быть человек, который в нее верит, который готов ради нее на все, и который знает о ней чуть больше, чем остальные.

– Думаешь, это оно? То, из-за чего меня выворачивает?

Прыткий шевельнулся – наверное, пожал плечами.

– Но я понятия не имею, от кого.

– А есть разница?

Помолчала, обдумывая.

– Ты прав, черт побери. Нет никакой разницы.

Прижалась к нему сильнее, закутываясь под шубу с головой, замирая в том единственном положении, когда тепло, уютно и ничего не мешает.

С рассветом отряды по отдельности стали уходить к Южному базару. Всем скопом нельзя, потому что, если их еще и не обнаружили, то уж в этом случае обнаружат наверняка. А так оставался шанс хоть на какую-то неожиданность. Да и обмануть врага не помешает: увидят охотников от двух-трех гнезд, решат, что это не та сила, которую всерьез стоит опасаться. Тут-то их с других сторон и “обрадуют”.

Маша очень надеялась, что никто не струсит, никто не заблудится, все выйдут к своему месту атаки в расчетное время. Вояк в городе меньше, чем в ее армии, хоть искатели и говорили, что там у многих огнестрелы. Но главное прорваться за стены, а уж внутри начнется свалка…

Даже те два отряда, что должны справа и слева поддерживать ее охотников во время штурма главных ворот, пошли своими дорогами. Не слишком далеко от зарослей секвохи, но теперь Властительница не могла их видеть, она приближалась к городу с людьми только из своего гнезда. После растянутой колонны объединенной армии эта группа казалась смехотворно маленькой.

В какой-то момент ей самой захотелось струсить, повернуть назад, сказать “ну ее к лешему, эту битву!” Но отступать было уже поздно. Да и последний ли это экзамен в жизни? Хочешь быть на вершине мира – дави свой страх, взяв его за горло, будь готов к бесконечной череде испытаний. Это лишь одно из них.

Доложили, что авангард наткнулся на дозорного. Рисковать не стали, выпустили по нему столько стрел из арбалетов, что шансов на спасение у бедолаги не осталось. Живой он им был не интересен, важнее, чтобы не ушел, не успел сообщить об их приближении.

С последними лучами заходящего солнца отряд оказался на просеке. От этой границы горожане вырубали секвохи, чтобы к базару не могли подобраться нелюди. Хоть и не видно еще городских стен, но дальше идти было опасно – издалека заметят. Властительница послушала совет бывалого охотника, приказала всем отойти чуть назад, в лес. Нужно дождаться темноты.

Самое кромешное время не только для окружающего мира, но и для мыслей в голове каждого, кто точил ножи, пики, проверял тетиву или заряжал патроны. Хуже, чем на охоте. Там ты идешь против зверя, какой бы он ни был. А здесь… Здесь будут люди, самые опасные существа на крохотной голубой планете. И в глотку они вцепятся покрепче любого вымершего волка или медведя.

Кровь бурлила, но мысли мешали. Дрожь в руках, затачивающих железо, и почти в каждой голове – “а правильно ли все это?” Тут уж кому как повезет. Кто задавит эти сомнения, растопчет их, думая о добыче, о радости победы, а кто так и пойдет на штурм с дрожью в неверной руке.

Потухшее с правой стороны зарево позволило наконец увидеть отсветы городских огней.

– Должен быть взрыв. Мы услышим.

– Но пора подойти ближе, – возразил один из помощников. – Иначе в нужный момент можем не успеть.

– Хорошо, – согласилась Пришедшая. – Скажите людям – пусть выдвигаются.

Отряд пошел вперед несколькими цепочками, друг за другом, перекрывая не только широкую просеку, но и края хвойного леса, окружающего линию вырубленных секвох.

Маша скинула шубу, потрогала рукоять пистолета, спрятанного за поясом, сняла с плеча автомат. Ей было холодно. Не глядя коснулась руки Прыткого.

– Будь рядом. Хорошо?

– Куда же мне… Конечно, я буду рядом.

Они двинулись следом за охотниками. В вечернем безмолвии, которое будет вскоре разорвано предсмертными криками. Все ближе и ближе, пока не наткнулись на заднюю цепочку.

– Почему остановились? – прошептала Властительница.

– Тут и осталось-то всего шагов двести, – ответил кто-то. – За полминуты добежим.

Они стояли, молча ожидая сигнала. Вот-вот в центре города ухнет, рванет так, что от одного из домов камня на камне не останется. И тогда… Но взрыва не было. Ждали еще и еще…

Подошел командир, который командовал штурмом ворот.

– Заметят нас. Нельзя тут долго стоять. Или идем вперед, или назад.

Маша сжала зубы. Отошла на несколько шагов, вернулась. Снова отошла. “Не смог человек с взрывчаткой добраться до цели? Или еще какие-то проблемы возникли? Может, правда – отойти? Подождать еще под прикрытием леса?”

Прикинула – как давно должен был прозвучать взрыв? Полчаса, не меньше. Нет, нельзя больше ждать!

Подошла к командиру.

– Взрывники к воротам. Вперед!

Несколько человек тут же метнулись к надменно взирающим на них городским стенам, тянущимся направо и налево, разорванным створками огромных ворот лишь в том месте, где к Южному базару подходила просека.

Им уже что-то кричали с дозорных башен, к свету факелов добавилось два или три луча от электрических фонарей. Прозвучал одинокий предупредительный выстрел.

– Убрать всех со стены! – крикнул командир.

Раздался оглушительный треск автоматных очередей, пули яркими росчерками полетели к башням по обе стороны от створок, к укреплениям на стенах, за которыми пряталась охрана. Еще несколько мгновений и вот уже взрывники бегут обратно, а тот, что впереди остальных, машет руками сверху вниз и орет во всю глотку: “Ложись! Ложись!”

Отряд едва успел прижаться к влажному, подтаявшему за день снегу, как яркий пузырь вздулся у городских стен, разметал в стороны тяжелые бревна. От грохота закладывало уши, казалось, что земля хочет подбросить людей в воздух, словно невидимая кухарка переворачивает блины на сковороде.

Некоторые обломки долетели и до тех, кто залег в снегу, раздались первые крики. Но их тут же перекрыл вопль командира:

– Вперед! Вперед! Вперед!

И все, что интересовало Машу в этот момент, когда уже ворота уничтожены и вход в город открыт, так это отсутствие отрядов с правого и левого флангов, которые должны были поддержать атаку.

– Где же они, черт бы их побрал?!

Темной лавиной появились слева охотники Сухого. “Не обманул старик! Лично расцелую его в морщинистую рожу!” А меньше, чем через минуту, вышли из леса и те, кто шел под началом молодого, с разрисованным лицом. Теперь уж вряд ли можно было остановить штурмующих. Они перекатывались через остатки стен и ворот, бурной рекой проливаясь на городские улицы.

Маша все еще стояла с Прытким и личной охраной в двух сотнях шагов от места первого боя, но дышала так часто, будто пробежала весь город насквозь и так же, бегом, вернулась назад.

– Господи боже, – произнесла та, которая никогда не верила ни в бога, ни в черта, хоть и читала про них в древних книгах. В глазах ее сверкали отсветы пылающего дерева.

“Что же там сейчас происходит? Неужели это все по моей воле? Неужели это я натворила?” Она вцепилась в руку помощника и он сморщился от боли, но стерпел, не издал ни звука. А Властительница уже дышала спокойнее, она отбросила сомнения и даже подняла фляжку, выпила за успех атаки остатки противоблевотной настойки.

“Все так и должно быть! Не будь размазней, Машка! Да, это по твоему велению. Но победителей не судят”.

После того, как охрана проверила безопасность входа, они пошли вслед за своими охотниками, уже продвинувшимися далеко по улице. Маше казалось, что и с других концов Южного базара слышны звуки сражений, но она решила не верить в это, пока не увидит все собственными глазами.

Перешагивая через тела своих и чужих она шла по городу, который когда-то восстал из пепла на руинах погибшей цивилизации, дал приют тысячам людей, потянул на себя право быть местом силы на всем севере. Но только до тех пор, пока не появилась она. Пока Пришедшая Властительница не решила переделать мир так, как хочется лишь ей одной.