Ненавижу игрушки. Часть 17
Тяжелые створки гермоворот с лязгом закрываются. Люди вокруг напуганы, слышатся стоны отчаяния, ругательства… Я прохожу вперед, через шесть совмещенных контейнеров, в которые живой товар загрузили, как скот. В дальних отсеках народу поменьше, потому что люди инстинктивно стараются держаться ближе к выходу. Но у меня предрассудков нет: если что-то случится, погибнут все, выскочить никто не успеет. Поэтому иду туда, где больше свободного места. По пути замечаю, что вдоль стен есть краны со значками питьевой воды. Все-таки нас хотят доставить живыми!
Из-за толстых стен доносится вой предстартовой сирены, под ногами что-то вздрагивает, вызывая у самых пугливых крики, приступы паники. Я сажусь на пол, хватаюсь за первый попавшийся выступ. Противоперегрузочными креслами нас никто не снабдил и я лишь надеюсь, что ближе к границе атмосферы включится искусственная гравитация, иначе полет будет совсем непереносимым!
Гул и вибрация усиливаются. И вот – толчок, как в огромном скоростном лифте! Ускорение валит на пол тех, кто еще не додумался сесть. Я закрываю глаза, начинаю про себя считать секунды. До выхода на орбиту минуты три, может быть четыре. Сначала наваливается тяжесть, так, что кажется, будто потеряешь сознание. Потом она уменьшается, уменьшается, в какой-то момент понимаешь, что вот-вот оторвешься от пола и взлетишь. Но тогда в чреве корабля с глухим стуком замыкаются цепи искусственной гравитации. К каждому из нас возвращается его естественный вес. Все! Дальше будет только гул вентиляторов в воздушных шахтах, да равномерный звук от работающих где-то за кормой двигателей.
– Вода есть, а жрачки нет, – ворчит сидящий неподалеку мужчина, – Интересно, куда нас?
– На Саленос, – отвечаю я, снова закрывая глаза. Каркас на спине позволяет прижаться к холодной стенке, не опасаясь, что это навредит швам. Спасибо хирургу.
– Откуда знаешь?
– Знаю. Ближайшая большая колония.
– Так она же менсианская!
Открываю глаза, поворачиваюсь к мужчине.
– И что? Была когда-то менсианская, стала эйнерская. Теперь все эйнерское…
– Это да, – соглашается он, – Ну, значит лететь дня четыре.
– Бывал что ли там?
– Нет, но сколько лететь – знаю. До войны пилотом был, гражданским. На чем-то вроде этого скотовоза гонял.
Я приглядываюсь к нему внимательнее. На вид лет сорок, может чуть меньше. Моего роста, круглолицый, с короткой стрижкой. Во взгляде простота и доверчивость. И, хотя сама я уже привыкла никому не доверять, подсаживаюсь чуть ближе, спрашиваю:
– Большая на корабле команда?
Он усмехается.
– Нет никакой команды. Автоматический грузовой модуль. Ну, экипаж, конечно, у него может быть. Но тогда сверху бы челнок торчал. А его не было. Я видел, когда грузились. Да и какая разница? Ты зачем спрашиваешь? Хочешь захватить корабль?
Мужчина смеется – заливисто, искренне, а я смущенно отворачиваясь.
– Раз если экипажа нет, а ты пилот, то почему бы и не захватить?
– Чего захватывать-то? – он смеется еще сильнее, – Ни рубки, ни фига! Бортовой комп в двигательном отсеке, не подберешься!
Вытирает слезы, успокаиваясь, мотая головой.
– Хэлг, – тянет мне руку.
– Вероника, – протягиваю ему правую, ощущая с тревогой, как крепко он ее сжимает.
– А ты кто такая? По профессии?
– Программист. Недоученный… На первом курсе была, когда эйнеры высадились.
Хэлг без особого смущения заглядывает мне за спину.
– Носила?
Я киваю.
– Но сейчас, вроде как, не горб. А? – замечает он.
– Сняли перед отлетом.
Подробностей Хэлг не спрашивает и я благодарна ему за это.
Внимательно осматриваю всех пассажиров. Андрея нет. Вообще ни одного знакомого лица. Что ж, было бы наивно ожидать чего-то иного.
Заряд в наручных часах закончится лишь через несколько месяцев и я могу отслеживать день и ночь даже в контейнере космического корабля. Время тянется медленно. Некоторые пассажиры плохо сдерживают эмоции, срываются на крик, бьются в истерике. Но рядом всегда находятся другие, те, кто готов их успокоить – словом или кулаком. Люди друг с другом не церемонятся.
Мой новый приятель постоянно о чем-то болтает: о своем прошлом, о работе, о том, что с нами будет на новом месте. Я удивляюсь его оптимизму. В конце концов прихожу к выводу, что это не от большого ума.
Люди то и дело прикладываются к кранам с водой. Интересно, хватит ли нам ее до конца полета? И хорошо еще, что лететь несколько дней, иначе с голодухи взялись бы друг за друга.
Иногда Хэлг уходит гулять по кораблю. У меня нет желания составить ему компанию, да он и так каждый раз, когда возвращается, начинает рассказывать о ком-нибудь, кто попался ему на глаза, привлек чем-то его внимание.
– И ты представляешь, этот старый хрен уселся рядом с двумя кранами, скалится, никого не пускает. Он, тупица, не понимает, что вода подается из одной магистрали! Если закончится, то сразу везде! – Хэлг снова смеется, будто мы на скамеечке в парке, а он рассказывает милые, веселые истории, не касающиеся выживания.
Но однажды пилот возвращается молчаливый. Садится на свое место, задумчиво дергает вверх-вниз замок на куртке.
– Что? – не выдерживаю я.
– А? – он поворачивает голову, будто только сейчас меня заметил.
– Нашел продуктовый склад? Резервный пульт управления? Эйнерские заклинания, выводящие из строя все железяки?
Хэлг улыбается.
– Нет. Просто… Не знаю…
– Ну же!
– Там, за внешней стеной шестого отсека будто кто-то есть.
– Да кто там может быть? Там ведь космос! Нет?
– Вроде да. Если только не контейнер еще один. Мы же этого не могли видеть, когда садились на корабль.
Нахмурившись, пытаюсь вспомнить, как пробиралась через космопорт. Я могла видеть корабль сбоку, но сколько там было прицеплено отсеков… Тогда бы и в голову не пришло сосчитать.
– Думаешь, мы не единственная партия на корабле?
Хэлг пожимает плечами.
– Пес его знает. Может и так. Но зачем было отделять их от нас?
Он вздыхает, тоскливым взглядом осматривает других пленников, которые нас окружают.
– Сейчас бы пивка холодного. Настоящего, из светлой пшеницы, собранной на Расцветающей. Или даже чего покрепче! Успела ты в своей жизни попробовать чего-нибудь покрепче? А, Вер? – он толкает меня локтем.
Я снова вспоминаю ферму.
– Отец ликер ягодный делал. Сладкий, как варенье, но с ног валил после пары бокалов.
Не хочу этих воспоминаний. Встаю, как будто по нужде, но прохожу мимо того места, которое по молчаливому согласию отведено для этих дел. Перешагиваю через спящих, стараюсь не задеть тех, кто бодрствует. Замечаю, как в темном углу сплелись два тела: они сопят, стонут. В голову приходят слова вихрастого Авера – “люди торопятся жить”.
Я направляюсь к самой окраине, к стене шестого отсека. Идти недалеко, мы и сами устроились в пятом, поэтому через минуту уже касаюсь ладонью шершавой стальной поверхности. Прикладываю ухо, не обращая внимания на недовольную тетку, которая сидит рядом и косит в мою сторону подбитым глазом. Опускаю веки…
Кажется, кроме людского говора, гула двигателей да нагнетаемого воздуха ничего в корабле не слышно. Но я упрямо жду, проникаясь всем существом в организм металлического монстра. Вот показалось на секунду… Ах, нет… Вдруг снова! Да, за стеной будто топчется толпа. Шаги, какие-то удары… Но кто там может топтаться?! Если люди, то сидели бы и ждали своей участи, как мы. Озадаченная, я возвращаюсь к Хэлгу. Ложусь на пол. Было бы неплохо положить голову ему на колени, но мы не настолько с ним сблизились, чтобы позволять себе подобные вольности. И вряд ли я хочу хоть с кем-то сближаться.
– Ложись давай, чего уж там, – он хлопает ладонью по ногам, – Надеюсь, мои штаны еще не слишком провоняли грязью.
* * *
– Проснись! Вера!
Меня трясут за плечи. Утерев тонкую нить слюны, просочившейся из приоткрытого рта, я приподнимаюсь, непонимающим взглядом смотрю сначала на встревоженных людей, потом на Хэлга.
– Что случилось?
– А ты не слышишь?
Действительно, звук двигателей изменился, он стал более грубым, басовитым.
– Маршевые на минималках, работают маневровые, – поясняет пилот.
Я бросаю взгляд на засечки, которые он делал на стене. Четыре дня прошли. Четыре дня и… Сверяюсь со своим ручным хронометром. И семь часов.
– Мы прибыли?
– Судя по всему – да.
Сердце начинает биться быстрее. Скоро мы сядем на поверхность планеты, откроются ворота, и… что тогда? Новый хозяин? Снова горб?
Сжимаю в своей ладони руку Хэлга.
– Я хочу сбежать.
Он продолжает слушать звуки корабля, вертит головой по сторонам.
– Сбежать… Сбежать – это, конечно, хорошо. Но мы понятия не имеем, где приземлимся, что там вокруг и кто. Ты знаешь?
Качаю головой из стороны в сторону.
– Вот и я не знаю, – соглашается Хэлг, – Одно могу сказать: если ты не против, давай и дальше держаться вместе? Что скажешь?
“Держаться вместе. Один раз я уже проворонила руку, за которую меня держали. И это была рука Андрея. Могу ли обещать себе, что не облажаюсь снова? Что жизнь не заставит меня остаться опять в одиночестве?”
– Я хочу сбежать, – повторяю упрямо.
– Вот настырная девчонка, заладила – сбежать, сбежать! Ладно, выйдем из корабля, осмотримся, тогда решим.
Снова глухой стук, ощущение, близкое к невесомости, а потом вдруг растущая тяжесть, которая все сильнее и сильнее прижимает к полу. Толчок, тошнотворное покачивание на амортизаторах и корабль, наконец, замирает. Стихает вой двигателей.
Те, кто у самых ворот, уже стоят, ждут, когда створки распахнутся. Но вокруг звенящая тишина, нас не торопятся выпускать. В толпе рождается ропот, обрывающийся в тот момент, когда гидравлика все-таки оживает и сумрачные внутренности транспортных контейнеров озаряются ярким, бело-голубым светом!
Это не местное солнце. На улице ночь. Но корабль освещен прожекторами и все видно, как днем. Кто-то кричит снизу, не дождавшись, когда опустится аппарель:
– Выходи! Живее!
Едва рифленые сходни касаются бетона, люди вываливают из контейнеров, шеренга за шеренгой, беспорядочно кучкуясь между охранников, которые подталкивают их прикладами эйнерских импульсаторов. Нас направляют, разбивают на группы, заставляют встать и ждать, пока из корабля выйдут остальные.
До меня вдруг долетает слово “безмозглые!” Его подхватывают, повторяют, оно прокатывается по толпе, заставляя пленников вытягивать шеи, смотреть на хвостовую часть транспортника. Там, где мы с Хэлгом слышали странные звуки, действительно прицеплен еще один контейнер, седьмой. У него отдельный вход-выход, из которого сейчас выталкивают людей. Нет, уже не людей. Существ с человеческими телами. Извилин в их черепных коробках нет, только импланты. Безмозглых трудно не узнать, у них словно отключены все эмоции, рефлексы. Кто-то отдает команду – они подчиняются. Удобные исполнители любой, даже самой грязной работы! А может, оболочки для чужих мозгов.
Стараюсь не смотреть на них. Втягиваю в легкие чужой воздух, с удовольствием замечая, что здесь нет вони гниющих отбросов. Только слабый запах гари, который несет от остывающих дюз. Впрочем, это лишь территория космопорта. Что будет в городе – мы не знаем.
Прожектора уже не слепят, они направлены на корабль, а нас отогнали чуть в сторону. Я оглядываюсь и замираю с открытым ртом. Там, за пределами космопорта, город! Огромный, бескрайний, подпирающий гигантскими зданиями небо! Он светится, мерцает миллиардами огней. Никогда в жизни я не видела ничего подобного!
– Фью-ю-ю! – присвистывает Хэлг, – Должно быть, правда Саленос.
Крепче сжимаю его руку. Этот человек мне никто. Я не была с ним знакома раньше, у меня нет оснований доверять ему, за четыре дня я не узнала о нем ничего, что заставило бы проникнуться теплотой. Но инстинктивно хочу уцепиться хоть за кого-то. Почему бы не за него?
– Ты хоть что-нибудь знаешь про этот Саленос?
Он отвечает то, что я и так вижу собственными глазами:
– Кучное местечко! По-моему, эйнеры не спешат превращать планету в помойку, как на Расцветающей. Да и технологии менсо по-прежнему используют. Хотя, чему тут удивляться? Менсо по этой части всегда были впереди. Мы бы раньше и сами с радостью их технику использовали.
Я вижу, как в нашу сторону спускаются три флайера, сверкающие бортовыми огнями. Судя по размерам машин, они запросто увезут всю партию вместе с безмозглыми. И охрана уже выстраивает нас в три ряда, не забывая раздавать тычки в спины.
– Сейчас… – шепчу я Хэлгу, оттаскивая его к краю нашей колонны.
– Чего щас? – успевает он спросить, прежде чем я бью ближайшего охранника по руке, заставляя его выронить оружие.
Кто-то рядом вскрикивает и я подливаю масла в огонь, взвизгиваю истошным голосом “нас убивают!” Колонна подается в стороны, несколько человек уже бегут сломя голову, не разбирая дороги, отвлекая на себя внимание охраны.
– Быстрее! – расталкивая стоящих впереди, я тяну пилота за руку, мы запрыгиваем в кормовой люк флайера, – Ты ведь справишься с управлением?
Ответить он не успевает: кто-то разряжает импульсатор, выпуская заряд из кабины, через весь грузовой отсек. Нас заметили и решили, что взбунтовавшихся пленников лучше пристрелить.
Теперь уже Хэлг выталкивает меня через бортовой люк, обратно на улицу.
– Конечно не справлюсь! Бежим!
Я понимаю, что молниеносно созревший в голове план не имеет ничего общего с тем искусственно подстроенным побегом, который удался когда-то на Расцветающей. В реальности все иначе. В реальности в тебя стреляют не задумываясь, а пилот, на опыт которого ты легкомысленно рассчитываешь, оказывается неспособен управлять чужой машиной.
Но нам удается выпасть из поля зрения растерявшейся охраны, отбежать в неосвещенную зону.
– Куда? Куда дальше-то?! – я оглядываюсь по сторонам. Одно и то же направление мы с Хэлгом выбираем одновременно, не сговариваясь. Мчимся к брустверу, опоясывающему бетонку космопорта. Легко запрыгиваю на полутораметровый уступ, но у моего приятеля так не получается, он гораздо тяжелее. Протягиваю ему левую, помогаю забраться. Чуть выше – еще один уступ, потом гребень бруствера и вот уже перед нами ночная степь, отделяющая мегаполис от космической гавани.
– Не останавливаться, бежать дальше! – он машет рукой не прямо к городу, а куда-то в сторону. Пожалуй, Хэлг прав, потому что через несколько секунд в воздух взмывает один из флайеров и начинает ярким лучом обшаривать степь там, где мы находились бы, если б рванули по прямой.
Я могу бежать быстрее, но тогда Хэлг отстанет. Вижу, что ему тяжело, и все-таки мужик сохраняет темп, упрямо бежит, успевая без слов, одним жестом, показывать, что надо снова изменить направление.
Мы падаем без сил. Хэлг раскрытым ртом хватает воздух, который со свистом втягивается в его легкие. Я чувствую себя не намного лучше. Едва отдышавшись, встаю на четвереньки, высматриваю вражескую машину, которая все еще парит над степью. Но теперь она гораздо дальше.
– Надо… уходить… – помогаю пилоту встать, – Они… и сюда… прилетят.
Он кивает. Идем шатаясь, оглядываясь на флайер, стараемся исчезнуть в глубине степи, над которой волшебным миражом сверкает менсианский мегаполис.