Ненавижу игрушки. Часть 15
Хозяин не дает мне покоя. Он почти не пользуется Григом, ездит только на мне. Не знаю, подозревает ли он меня в чем-то, или я действительно понравилась ему, как носитель, но с утра до позднего вечера я на ногах, таскаюсь с Зуном по всему городу. С одной стороны это хорошо – я в курсе происходящих событий. Знаю, что готовится к отправке самая большая партия живого товара, что космопорт заполнен транспортными кораблями и это отвлекает внимание эйнеров от происходящего в городских кварталах. Но с другой стороны – я сильно выматываюсь, у меня нет времени хотя бы попытаться нащупать источник сигналов, которые мозг ловит с завидной регулярностью.
И еще кое что меня беспокоит: уже два раза хозяин отправлялся на моих плечах в тот район агломерации, где я жила раньше, где стоит заросший деревьями дом Рэка. У Зуна не было там серьезных дел, он словно прогуливался из любопытства. Не знаю, насколько хорошо запоминают эйнеры лица людей, но кто-то из охраны или прислуги вполне мог узнать меня, если бы заметил на улице. И от таких прогулок становится не по себе.
– Ты не знаешь, куда мог деться Авер? – Таня выглядит мрачнее обычного, ходит по комнате, обхватив себя руками, – Он не появляется уже несколько дней. Зун отправлял охрану на его поиски, но безрезультатно.
– Думаешь, сбежал?
Она с сомнением качает головой.
– Вряд ли. Он уже привык к этой жизни. А там… Что ему там делать? Присоединиться к бродягам за стеной? Жить впроголодь? Нет, Авер не променял бы свое уютное рабство на изменчивую свободу. Наверное, с ним что-то случилось.
– С нами всеми что-то случилось, – резко бросаю я и Таня, остановившись, смотрит на меня с удивлением, опаской.
“Даже если умом она не понимает, что могло случиться с вихрастым, сердцем все равно чувствует. Видимо, не чужой он ей был, прикипела к парню, с которым приходилось развлекать эйнеров. Что ж, прости подруга, выбора у меня не было”.
Больше она не обнимает меня по ночам. Приходится долго ждать, пока Таня уснет. Да и после того, как она перестает ворочаться, когда на фоне умиротворенного храпа Грига я слышу ее размеренное дыхание, у меня нет уверенности, что девушка спит. Может, она ждет, когда я встану? Хочет проследить?
Я поднимаюсь, беру в руки ботинки и босиком выхожу из комнаты, оглянувшись напоследок. Никто за мной не подглядывает, не открывает глаз.
Оставив обувь на выходе во двор, я осторожно подхожу к залу. В центре тлеет желтый огонек, отбрасывая едва заметные блики на паутину проводов. Теперь я точно знаю, что сознание Зуна в это мгновение не здесь, оно где-то далеко и я даже не уверена, что на Расцветающей.
Пытаюсь уловить струящийся где-то в эфире разговор, но тщетно. Не знаю, отчего это зависит. Иногда чужие слова не дают мне покоя, сами лезут в голову, но бывает и так, что я хочу их услышать и не могу. Ясно лишь, что контакт стал сильнее с того момента, как мне поставили дополнительные импланты. Нервная система теснее переплелась с электроникой эйнеров, проросла в их виртуальной сети. Почему менсо так не могут. Почему только мы, люди?
Одеваю ботинки, иду к каналу. Выходить через парадную нельзя, там всегда кто-то есть, даже ночью, а вдоль черной реки можно добраться до какого-нибудь переулка и по нему уже выйти на одну из главных улиц.
План у меня простой: подняться на возвышенность, по пути осматривая любые элементы на жилых зданиях, похожие на коммуникации – провода, антенны: возможно, они будут направлены в одну сторону. Впрочем, ни разу не видела, чтобы эйнеры пользовались проводной связью.
На холме я надеюсь снова почувствовать ту веревочку во тьме виртуального туннеля, которая передает информацию от одного металлического создания к другому. Меня интересует не содержание. Главное – направление. Куда стекаются все эти терабайты? Но пока таинственные сигналы остаются неуловимыми.
Мне кажется, я привыкаю ходить ночью по улицам. Эйнеры встречаются редко, они не любят прогулок в темное время суток, а от людей я прятаться умею. Нужно лишь внимательно слушать, чтобы не прозевать чье-то приближение, не выскакивать неосмотрительно на перекрестки и открытые места.
Поднимаюсь все выше, туда, где раньше располагались виллы самых респектабельных горожан. Кто там живет сейчас? Иногда мне кажется, что эйнеры занимали наши дома хаотично, без оглядки на размеры, внешний вид. Как будто им все равно, где жить, вне зависимости от статуса каждого отдельно взятого индивидуума.
Гром, раскатывающийся над ночным городом, заставляет меня остановиться, прижаться к стене дома. В небо медленно поднимается туша транспортника. Я провожаю корабль взглядом, пока он, скрывшись за тучами, не превращается в мутное, красное облако. Через минуту исчезает и оно, остаются только глухие, отдаленные раскаты.
Я иду дальше, но чувствую, что со стороны космопорта, оставшегося позади, будто что-то накатывается, догоняет меня. Останавливаюсь, поворачиваю голову через плечо. Тишина. Ничего не видно, никто меня не преследует. Продолжаю подъем, но чувство не исчезает, оно пульсирует за спиной, упирается между лопаток, там, где энергоблок срастается с позвоночником. Закрываю глаза и вижу в темноте, под сомкнутыми веками, как яркая линия проходит через меня и растворяется вдали, за вершиной холма.
Я срываюсь с места, бегу, потеряв осторожность, следуя за невидимой линией. И вот, наконец, передо мной расстилаются кварталы западных районов. Взгляд лихорадочно скользит по зданиям, на расстоянии слипшимся в темные, щербатые квадраты и прямоугольники. Стоп! Глаза зацепились за что-то вдали – что-то, выбивающееся из общей картины, равномерного городского пейзажа.
– Твою ж мать… Ну конечно! – я хлопаю себя по лбу и вскрикиваю громче, чем следовало бы, – Конечно!
Старая башня. Ретранслятор связи с Землей. Разве можно было найти для хаба что-то более логичное?!
Закрываю на мгновение глаза, чтобы убедиться. Пульсирующая линия видна не так хорошо, как несколько минут назад, но я уверена – она упирается в то место среди городских кварталов, где шпиль ретранслятора торчит над домами. “Я нашла его”.
* * *
Андрей не знает о башне и я тихо схожу с ума от того, что не могу ему рассказать! Проклятый Зун не оставляет меня, заставляет ежедневно носить его, а то и развлекать в каминном зале дегустациями. Прошлым вечером я вернулась в комнату настолько пьяной, что уснула, не добравшись до постели.
Лишь сегодня Зун решил пересесть на Грига. Нельзя медлить ни минуты – ухожу через главный ход, не обращая внимания на брошенное вслед "куда?" Охранник не посмел меня остановить.
Я знаю, где дом, в котором живет хозяин Андрея, нужно лишь дождаться, когда выйдет кто-нибудь из людей и попросить передать, что я жду. Знакомые и даже родственники, живущие в разных домах, не редкость, и, хотя эйнеры вряд ли одобряют такие встречи, они не препятствуют им до тех пор, пока те не мешают работе на хозяев.
– Менсо высадили десант? – улыбнувшись, Андрей берет меня под локоть и ведет за угол дома, – Иначе не могу представить себе, что заставило тебя действовать так грубо и прямолинейно.
– Я нашла хаб.
Андрей не отвечает, он закрывает глаза, будто молится какому-то своему, менсианскому богу, воздает ему хвалу. Напарник даже не думает сомневаться в моих словах: нашла – значит нашла. Он мне верит я благодарна ему за это.
Андрей открывает глаза, смотрит на меня вопросительно.
– Старая башня, – говорю я, – Ретранслятор. Знаешь?
Он щелкает пальцами, нахмурившись – "как же сам не догадался?"
– Слушай меня внимательно! – хватает меня за плечи, смотрит в глаза, – Домой ты не вернешься. Ясно?
Я киваю.
– Пойдешь по тому адресу, который тебе показывал старик.
– Без предупреждения?
– Без предупреждения. Скажешь, что время пришло и медлить нельзя. Пусть снимает! Сразу после этого тебе нужно будет уходить из города.
– А я смогу?
– Хирург даст обезболивающие. Придется потерпеть несколько дней, но ты выдержишь, я знаю. Ты же сильная, да? Вера-Ника?
Снова киваю.
– Что здесь будет?
Андрей набирает полную грудь воздуха, выдыхает. Видно, что он взволнован, и это меня пугает.
– Вряд ли кто-то может сказать точно. Но в ближайшие дни ретранслятор будет уничтожен и сразу после этого мы попытаемся потеснить хозяев. Если мы правы, то большая часть эйнеров выйдет из строя. Я не знаю, как долго это будет продолжаться, поэтому дорога будет каждая минута.
– Я тоже могу помочь!
Он улыбается своей обезоруживающей улыбкой.
– Ты уже помогла, – Андрей нежно целует меня в губы, – Уходи к тому месту, где мы спрятали оружие. Если поймешь, что восстание в городе провалилось, иди в горы. С твоими способностями… В общем, ты должна сохранить себя. Все, Верочка, уходи! Мне тоже пора.
Я провожаю его взглядом и еще несколько мгновений не решаюсь двинуться с места, надеясь, что он вернется, обнимет. Но он не вернется. И мне тоже надо уходить.
Дорога к нейрохирургу проходит мимо промзоны. Сворачиваю к складам, спрашиваю у рабочих "где Глот?" Долго никто не может мне ответить ничего вразумительного, я уже собираюсь оставить эту затею, когда вдруг кто-то показывает на длинный барак с едва различимым, бледным красным крестом.
– Там он. Второй день уже.
Я нахожу человека со шрамом на лице в середине строения, лежащим на полу, потому что ни жестких матрасов, как в нашей людской, ни тем более кроватей, здесь нет. К шраму добавилось несколько синяков, рука его забинтована и сквозь грязно-белую тряпицу проступает красное пятно.
У меня нет причин относиться к Глоту с жалостью, и все же я опускаюсь перед ним на колени, притрагиваюсь к щеке.
– Что случилось?
Ответ я уже знаю, но сжимаю зубы, когда слышу:
– Хозяин. Не понравилось ему, что я своей бригаде раньше времени на отдых разрешил уйти. Аврал у них, видите ли. А мы тут ни еды нормальной не видим, ни отдыха.
Наверное, мне не стоило приходить. Поднимаюсь, но Глот успевает схватить за руку.
– Зачем искала? Ведь не просто так. Ты не смотри, что я… Это все ерунда, – он тянется ко мне ближе, – Если не сам, то других организовать смогу. Ну?
Я быстро оглядываюсь, говорю ему вполголоса:
– Завтра или послезавтра кое что рванет, думаю услышишь. После этого многие эйнеры должны отключиться. Сделайте все, что в ваших силах. Ты понимаешь, о чем я? Ни с кем не церемоньтесь – если человек поддерживает эйнеров, он для нас уже не человек.
Глот смотрит на меня почти с восторгом и я вдруг понимаю, что мне это льстит.
– Больше ничего не спрашивай, я сама не знаю, как оно сложится. И сложится ли вообще… Может, имеет смысл захватить корабль, воспользоваться неразберихой и убраться с планеты к чертовой матери. В общем, смотри по обстоятельствам. Прощай!
Кажется мне, или правда на улицы города осело душное облако тревоги? Ждешь, что в любую секунду воздух разрежет протяжное “уо-о-о-у-у-у!” и его подхватят в других кварталах, выйдут на проспекты и бульвары ходоки, начнут зачистку, как это было в первые дни вторжения.
Сворачиваю в неприметную улочку, на которой, кажется, уже и не осталось жилых домов. Окна большинства из них заколочены или смотрят на меня черными “глазницами”. Но вот нашелся и один целый дом, на нем размашисто написано что-то на эйнерском. Значит, трогать его нельзя, а человек, который тут живет, находится под покровительством новой власти.
На стук никто не открывает и я сижу на крыльце часа полтора, пока солнце не начинает клониться за горизонт. Тогда, наконец, появляются двое. Я уже видела их когда-то в ангаре: там они вживляли то, что сейчас мне нужно снять. Тот, что постарше, в темных очках, забирает у помощника кейс и жестом отсылает его – рабочий день закончен. Подходит ко мне.
– Без договоренности? Так не пойдет.
– Пойдет! – перебиваю я его, – Еще как пойдет. Все меняется, доктор. И меняется очень быстро. У меня почти не осталось времени.
Он открывает дверь, пропускает меня вперед, оглянувшись на улицу, перед тем, как щелкнуть замком. Внутри душно – жаркий день прогрел жилище, а все окна заперты. Видно, что домовладелец приходит сюда только переночевать, да еще, может, ради таких вот внеплановых операций.
– Иди туда, – указывает мне на лестницу, ведущую вниз.
В подвале шумит вентиляция, здесь гораздо прохладнее, нет пыли. В центре операционный стол, над ним многоглазая люстра. Хирург включает освещение, достает из стеклянного шкафа блестящие инструменты.
– Раздевайся. Ложись на стол, лицом вниз.
Делаю то, что мне сказано.
– Будет больно?
– Физически нет, только потом, когда действие анестетика пройдет. Но и это терпимо. А вот ощущение потери…
– Потери? Да бросьте! Я больше всего в жизни мечтаю…
Он снимает очки, смотрит на меня внимательно, и я понимаю, что этот человек зря говорить не станет.
– Черт с ним, режьте! Как-нибудь переживу. Потерю…
Как, наверное, и любой другой пациент на операции, я рада, что не вижу процесс. Но сознание все равно додумывает то немногое, что остается мне от местной анестезии. Я чувствую теплые струйки, стекающие по бокам, какие-то штыри, фиксирующие мое тело относительно горба…
Странная профессия у этого человека. Ему нужно быть не просто нейрохирургом, но еще и специалистом в области электронных имплантов. Сколько же всякой информации он держит в голове? И сколько таких операций сделал за свою жизнь?
– Как зовут?
– Ника.
Он специально спросил меня, чтобы отвлечь. В ту секунду, когда я произносила свое имя, какая-то неимоверная сила рванула меня вверх. Что-то хрустнуло и… я потеряла сознание.
Нет никаких видений о пришельцах. Нет чужих мыслей в голове. И хорошо. И слава богу. Мне снится ферма, старая отцовская ферма. Бесконечное поле сладких ягод, которые мы выращивали – маленькие красные ягоды. Они как яркие пятнышки среди зеленых листьев. Как капельки крови.
– Долго еще?
Голос бесцветный, без ярко выраженных интонаций.
– Уже должна прийти в себя. Я сделал все, что мог.
– Мы не можем ждать.
Я открываю глаза. Подвал, шум вентиляции. Чем-то похоже на мастерскую Андрея – ту, что осталась в монастыре. Только здесь почище.
Пытаюсь приподнять голову. В глазах еще все расплывается, но я уже могу сносно видеть. На спине, кажется, какой-то каркас, но по легкости я сразу понимаю, что это не энергоблок. Наконец-то! Как же долго я этого ждала!
Сильные руки помогают мне слезть со стола, встать на ноги. Я поднимаю взгляд и вижу… Грига. На его спине Зун, а дальше, в нескольких шагах, еще два эйнера на своих носителях и два человека-охранника. Дыхание перехватывает от ужаса, ноги становятся ватными.
– Ей надо несколько часов, чтобы прийти в себя.
– Это не твоя забота. С тобой вообще будем отдельно разбираться.
Оборачиваюсь, смотрю на хирурга. Он отвечает извиняющимся взглядом – “я не мог им помешать, ничего нельзя было сделать”. Григ вытаскивает меня вверх по лестнице, прочь из дома.