Постапокалипсис на корабле "Колонизатор".

Она закрыла глаза, сосредоточилась. Шум леса, ветра, запахи едва проснувшегося мира – все надо было втянуть в себя, почувствовать, правильно оценить. Теперь осмотреться. Знакомая местность кажется привычной и безопасной. Внимательный взгляд серых глаз скользил по кустарнику, островками разбросанному в низине, по видневшемуся в отдалении сосновому бору. Несколько минут спокойного, вдумчивого созерцания, прежде чем сделать следующий шаг. Вперед!

Заиндевевшая трава с влажным хрустом сминалась под тяжелыми ботинками. От морозного ветра и быстрой ходьбы ее щеки раскраснелись. Но это хорошо, поддерживает в тонусе, не дает расслабиться.

Вот и пологий склон холма, отмеченный заросшим входом в пещеру. Приметное место. Она остановилась, облизнула губы, подняла голову. Прямо над ней возвышался толстый металлический шест, на вершине которого когда-то была управляемая камера наблюдения. Сейчас обломки ее корпуса валялись у ног незваной гостьи.

Дернула рычаг, выдвигая из конструкции встроенную лесенку. Раздался жалобный скрип, заставивший ее поморщиться, но ржавая конструкция поддалась. Девушка снова огляделась. Убедилась, что вокруг так же тихо и резкий звук не пробудил внимание какой-нибудь твари. Она сбросила с плеч лямки рюкзака, укладывая его на стылую землю. Расстегнула, достала матово-серый цилиндр. Дыхнула на него, выпуская облачко пара, протерла линзу новой камеры. Взялась за тонкие, холодные поручни и полезла наверх.

С каждым шагом земля отдалялась, оставляя хрупкую, карабкающуюся фигурку один на один с высоким небесным сводом. Горизонт расширялся, позволяя ей на ходу сличать открывающийся вид с пейзажем, накрепко засевшем в памяти. Нет, ничего здесь не меняется!

Девушка добралась до вершины, быстро подключила и проверила новый электронный глаз. Еще раз повертела головой по сторонам, погладила камеру. Ей не хотелось спускаться. Она бесстрашно посмотрела вниз, выискивая с большой высоты пещеру, превратившуюся в маленькую лисью нору. Вот бы остаться здесь и ждать, когда придет Пятнышко! Нет, нельзя. Надо спускаться.

Спрыгнув с последней ступени на землю, она вернула лестницу на место, удовлетворенно вздохнула, довольная проделанной работой. Размяла озябшие руки. Ей нужно было уходить, и чем скорее, тем лучше. Развернулась, и, убеждая себя не оглядываться, зашагала прочь.

Красноватый свет, разливающийся по округе, не обещал потепления. Лужицы, попадавшиеся на пути, были покрыты тонким льдом. Не было слышно ни щебетания птиц, ни шороха зверья. Все затихло, прижалось к едва теплым стенкам нор и гнезд, свернулось в комок, не двигаясь, покорно ожидая новых заморозков, которые непременно придут следующей ночью.

А пока день вступал в свои права. Иней растаял, и трава уже не хрустела под ногами, позволяя ступать почти бесшумно. Легким, пружинистым шагом, путешественница продвигалась вперед, уверенно выбирая дорогу.

У самого края лесного массива она задержалась, словно споткнувшись. Сделала еще шаг и замерла, поглаживая древко копья. Что-то насторожило ее. Источник беспокойства находился в редком перелеске, метрах в пятидесяти. Едва уловимые звуки, а может и движение, почти невидимое сквозь хитросплетение веток.

Она посмотрела под ноги, потом вперед, намечая траекторию. Девушка бесшумно просачивалась между кустами и деревьями, не задевая ни одной ветки, не ступая на сухие сучья. Вот уже показалось нечто белесое, большое светлое пятно. Оно медленно шевелилось и издавало тихие стоны. Ближе, еще ближе. Это был кокон. Живое существо, туго оплетенное тонкой нитью. Судя по вырисовывающейся фигуре, внутри был человек.

Она остановилась, не дойдя до цели нескольких шагов. Подождать. Он рядом. Сейчас сам появится. Только осторожно, очень осторожно…

С боков кокон обхватили жесткие черные “ветки” – огромные паучьи лапы. Спеленутое существо забрыкалось, изнутри послышались нечленораздельные вопли, наполненные ужасом.

Наблюдающая за жутким процессом девушка медленно двинулась вперед. Чуть склонила голову набок. Похоже, тварь, занятая своей жертвой, ее не замечала.

Снизу и справа от кокона страшным крюком появилось черное жало. Оно потянулось вверх, легонько постукивая острым концом по еще живой мумии. Ткнулось в живот… грудь… шею… Чувствуя приближение страшной развязки, жертва дергалась и вопила.

Паук еще не знал об этом, но роли охотника и добычи поменялись. Гораздо более опасный хищник, не сводя глаз с черного убийцы, готовился к атаке.

Девушка вытянула руку. Привычным движением перехватила копье поудобнее. Сделала два шага в сторону. Прищурилась, просчитывая угол, дистанцию...

– Эй, там. Не дергайся, – она сказала негромко, но ее услышали.

Кокон замер. Жало отодвинулось от него, замахиваясь для удара. И тут с едва слышимым свистом остро заточенное оружие устремилось к цели. Ударом темную тушу отбросило назад, несколько секунд тварь еще сучила лапами, потом замерла. Не осознавая, что происходит, спасенный человек снова принялся извиваться внутри душной “тюремной камеры”.

Нож аккуратно подцепил слой паутины, вспарывая снизу вверх. Еще пара разрезов и несостоявшаяся добыча вывалилась на траву. Пацан. Совсем молодой. Глаза широко раскрыты, руки трясутся, грудь вздымается и опадает, втягивая в легкие холодный воздух. Но на лице улыбка. Как будто это не его только что чуть не проткнуло членистоногое-переросток.

– Жив?

– Ага!

Костер ласкал их теплом и светом, разгоняя подступающую темноту. С момента спасения парень не умолкал, не обращая внимания на немногословность спутницы, и не спрашивая – куда они шли весь день.

– Тебя как зовут-то? – перебила его наконец спасительница.

– Саня. А тебя?

– Джин.

– Джин? Ха! Из кувшина? – он хотел было рассмеяться, но, увидев ее серьезный взгляд, сдержался, – Извини. Можно, я Женькой тебя буду звать?

Джин пожала плечами.

– Зачем в гнездо полез?

– Куда? А, ты про паука… Так откуда ж мне было знать, что он там живет?

– Их всего девятнадцать особей в парке. Можно бы и выучить – куда лучше не соваться.

– Теперь восемнадцать.

Джин согласно усмехнулась.

– А откуда ты знаешь – сколько их тут?

– Знаю, – не удостаивая Сашку объяснениями, она достала из рюкзака хлеб, вяленое мясо и пластиковую бутылку с водой.

Парень следил за ней голодными глазами, молча сопровождая взглядом движения рук. Щедрые руки не подвели: разделили пополам и хлеб, и мясо.

– Куда идеф? – не отступался от расспросов Саня, набивая рот едой.

– На юг.

– А фево там?

– Не твое дело, – добродушно отозвалась Женька-Джин.

Саша с трудом проглотил, взял без спроса бутылку, запил водой.

– А чего ж мы с тобой весь день к востоку забирали?

– Во-первых, впереди стая мигрирует. Нет у меня желания с ними встречаться. А во-вторых, я тебя до барьера доведу, чтоб ты свою задницу из парка живым унес, и пойду дальше одна.

Спасенный замер с набитым ртом.

– Хм. Ты это… Обофди. Фево это – одна?

– Того это.

– А чо, мне нельзя? С тобой?

– А нафиг ты мне сдался?

– Ты спасла меня.

– И?

– Несешь теперь за меня ответственность.

С минуту Джин смотрела на него, но так и не нашлась – что ответить на такую наглость. Она лишь молча покачала головой и стала заворачивать остатки еды.

– Дальше пойдем?

– Нет. Темно уже. Здесь заночуем.

– Как – здесь? Замерзнем!

– У меня палатка с подогревом. Одноместная, правда. Но ничего, поместимся.

Она достала плотно скрученный рулон, развернула, дернула шнур. Маленькая палатка надулась за считанные мгновения.

– Вау! Кру-у-уто… И откуда у тебя столько ништяков? Еда, палатка.

– Сам-то ты откуда? Зачем сюда забрел? – ответила Джин вопросом на вопрос.

– С нижних уровней я. Думал – вот в парк поднимусь, и заживу! Всяко лучше, чем внизу. Месяца полтора уже здесь.

– Ну и как? Лучше?

Саня пожал плечами, затем, подумав, сморщился и отрицательно замотал головой.

– Везде плохо.

Джин криво улыбнулась. Встала, упираясь руками в поясницу, потянулась на цыпочках. Задрала голову, глядя в небо. Звезды быстро летели с запада на восток, пересекая в зените тлеющую красным полоску, которая перечеркивала прямоугольный небосвод пополам.

– Все! Заползай внутрь.

Саша послушно юркнул в палатку, стараясь прижаться к стенке, освобождая место для спутницы. От пола действительно шло тепло, приятными волнами разливающееся по замерзшему телу.

Джин бросила в стороны четыре сигнальных датчика и полезла следом за Сашкой. Магнитные полоски распашного входа сомкнулись, чпокнув уплотнителями. Обитатели палатки несколько минут ворочались, стараясь расположиться так, чтобы обоим было удобно. Наконец затихли.

Спасительница чувствовала исходящие от соседа запахи пота и грязной одежды, но они ее не раздражали. Скорее, она относилась к этому с непонятным для самой себя любопытством.

– Жень?

– М-м?

– Чего у тебя голова лысая?

– А у тебя запредельный уровень бестактности.

– Бес… Чего?

– Лысая, потому что лысая. Мне так удобнее. Спи!

Утром магниты не сразу удалось оторвать друг от друга. Примерзли. Джин выбралась наружу и замерла, затаив дыхание. Вся земля вокруг была белой. С неба пухлыми ватными комками сыпался снег. Она встала на колени, веером махнула ладонью по белому покрывалу. Кожу обожгло холодом. Зачерпнула снег и зарылась в него лицом.

– Дура, что ли? Он, поди, радиоактивный.

Она обернулась. Из палатки торчала голова Сани.

– Ничего мне не будет. Но ты так не делай.

Сашка поднял брови и скривил губы в гримасе полного непонимания.

– Э-э… Ладно. Тебе помирать-то. Дело хозяйское.

Джин тряхнула головой, сбрасывая остатки снега и капли воды, утерлась холодными ладонями.

– Собирайся. Нужно идти.

– А пожрать?

– Позже.

Они шли больше часа, взбираясь все ближе и ближе к барьеру. Поднявшись на очередной холм, Джин внимательно посмотрела на юго-запад.

– Твою ж…

– Что там?

Она не ответила. Запрыгнула на большой валун, достала из нагрудного кармана компактный бинокль и снова вгляделась вдаль, настраивая оптику.

– Ничего не понимаю...

– Да что там такое?

– Стая.

Саша тоже посмотрел в ту сторону, смешно наморщив нос и козырьком приложив ладонь ко лбу. Впереди, насколько хватало взгляда, протянулась с запада на восток, до самого барьера, темная шевелящаяся дорожка.

– Какого черта они туда уползли? – Джин опустила бинокль, – Всегда же останавливались в одном и том же месте. Они нам теперь всю дорогу перегородили!

Озадаченный Саня переводил взгляд с треклятых антидогов на спутницу и обратно, не зная – радоваться ему, или огорчаться.

– И чего нам теперь делать?

Джин не ответила. Быстро спустилась с холма и пошла прямо на восток.

– Жень! Же-еня-я! – Сашка с трудом ее догнал.

– Поднимемся на верхние уровни и переждем. Если они не уйдут, мне придется обходить это место по внутренним помещениям.

Весь парк, раскинувшийся в ширину, с востока на запад, на двадцать пять километров, и в длину, с севера на юг – на сто пятьдесят, плавно изгибался, повторяя дугу центробежной силы, служившей здесь гравитацией. Поэтому, двигаясь с востока на запад, или наоборот, казалось, будто ты поднимаешься в гору. Но усилий при этом затрачивалось не больше, чем при ходьбе по равнине. Границами восточной и западной сторон служили барьеры – отвесные стены из технических и жилых модулей, коммуникаций, климатических установок, систем жизнеобеспечения. После Катастрофы почти все помещения были покинуты. Оставшиеся в живых ушли вглубь, во внутренние отсеки.

Джин вдруг остановилась.

– Ну что еще? – запыхавшийся Саня остановился рядом.

– Камера… – неуверенно пробормотала себе под нос бритоголовая девушка, – Мне бы нужно поставить еще одну.

Она с сомнением вглядывалась вдаль, потом приняла решение и двинулась в сторону шевелящейся дорожки.

– Эй, эй! Ты что – все-таки хочешь с ними подружиться?

– Можешь подождать меня здесь, я быстро.

Сашка демонстративно закатил глаза и последовал за старшей.

– Нафиг, я один не останусь! И какая еще камера? А?

Джин не отвечала. Она шла вперед, отодвигая ветки деревьев, внимательно осматриваясь. Сане уже стало казаться, что он слышит шум множества ног, когда его спутница вдруг заозиралась по сторонам, вернулась на несколько шагов назад.

На земле валялся металлический шест, изрядно припорошенный снегом. Рядом торчал, словно пенек, полый цилиндр, служивший поверженной мачте основанием и уходивший в землю, надо полагать, не менее чем на метр.

– Ладно. Держи вот здесь! Приподними чуть-чуть.

– Тяжелый, зараза!

– Я быстро.

Джин проворно вытащила еще одну камеру, не проверяя смонтировала ее на верхнем конце лежащего шеста.

– Все! Бросай. Бросай, говорю!

Она с трудом подняла нижний конец, положила его на торчащий из земли пень.

– А теперь давай вместе.

Они взялись за мачту и, перебирая руками, стали ее поднимать. Со стонами, ругательствами и перекошенными от усилий лицами заставили тяжелую железяку встать вертикально. Раздался жалобный скрип, шест покачнулся, и, нащупав основание, провалился в него, громко звякнув о дно.

– Женя… Они идут сюда!

Антидоги получили такое прозвище вовсе не потому, что в чем-то были противоположностью обычным собакам. Слово ант в их названии означало “муравей”. Потому что жили они большими стаями и поведением очень смахивали на колонию муравьев.

– Беги! Беги к барьеру!

Серый ручеек из живых существ резво прокладывал себе дорогу между деревьев, направляясь в их сторону.

Сашка рванул в указанном направлении. Джин натянула рюкзак, подхватила копье. Обернувшись, кинула назад камень. Ручеек распался, испуганные твари ненадолго отступили, но, почти сразу оправившись, продолжили наступление.

Джин, воспользовавшись их заминкой, догоняла парня.

– Дальше, дальше беги! Там дверь!

– Я вижу! – Саня оглядывался, но темпа не снижал, – Она закрыта!

Глухое рычание позади становилось все ближе. Джин наугад метнула копье, раздался визг. Она почти поравнялась с Сашкой, когда тот подскочил к барьеру. В четыре руки ухватились за кочергу поворотного замка, потянули…

– А-а-а! Говорю же – закрыта! – закричал парень.

Дверь не поддавалась. Джин быстро оглянулась, схватила Сашку за воротник, потащила дальше.

– Давай! Там должна быть еще одна!

– Не успеем! – заныл он.

– Заткнись, дурак! Тут брошу!

Саня подобрался, насупившись, превозмогая холодный, липкий страх. Дальше бежал молча, не оглядываясь. Ему трудно было отделаться от мысли, что их сейчас порвут на куски.

– Сюда!

В нише, неожиданно появившейся перед ними, была другая дверь. Совершенно гладкая, без ручек.

Сашка выпучил глаза, собираясь прожить последние секунды жизни с самыми грязными из известных ему ругательств. Но Джин не дала ему такой возможности. Она приложила пятерню к двери и та распахнулась, щелкнув электрическим затвором.

– Вперед! Живее!

Парень скользнул внутрь. Джин последовала за ним, потянула дверь на себя… Клыкастая пасть с рычанием просунулась в сужающуюся щель, едва не ухватив девушку за руку.

– Помоги!

Вместе им удалось довести железную створку до срабатывания электродоводчика. Зашипела гидравлика, захлопывая дверь, сжимая антидога.

Они упали на пол, тяжело дыша. Сашка несколько раз всхлипнул, утирая дрожащей рукой нос.

– Мы чуть не сдохли… Я опять чуть не сдох! – он почти с ненавистью посмотрел на Джин, – Какая камера?! Какая, блин, камера?!

Та поднялась, глядя на него спокойно, без тени эмоций на лице. Сашка опустил голову, попытался обнять девушку.

– Прости...

Джин озадаченно моргала, не пытаясь обнимать его в ответ, прислушиваясь к самой себе. Одиночка по жизни она никогда не сталкивалась с бурным проявлением человеческих эмоций. И сейчас не могла разобраться – неприятны они ей, любопытны, или… Или что-то еще, совсем незнакомое, необъяснимое.