Лабиринт хондверкеров

Он боялся ложиться спать, боялся не проснуться. Сердце подводило, порой пропуская удары. Не всегда, но достаточно часто, чтобы каждый день напоминать ему о бренности бытия. Таблетки, микстуры помогали слабо, как и строгая диета. Фроуд был в хорошей форме. Просто, видимо, пришел его срок. Порой он с сожалением думал о том, что его печень, почки, да хоть бы глаза или руки могли бы служить еще долго, но сердце в один “прекрасный” миг даст финишную отмашку. Жаль.

Служанка принесла чай и утреннюю газету. Где-то за окном протяжно созывал на работу гудок его – господина Фроуда Ножницкого – фабрики. Рабочие торопились, толкались у проходной, пока хозяин читал передовицу “Котла”. Он не глядя помешивал в стакане строго отмеренную ложку сахара, кружившегося вместе с долькой лимона.

– Хех! – мотнул головой, криво ухмыляясь.

Газета сообщала, что к весне власти намерены разобрать пресловутый “Лабиринт хондверкеров”. В который раз? И как они собираются это сделать?

Перелистнул дальше – одну страницу, другую. Достойных внимания новостей больше не было: празднование семисотлетия колонии, слухи об установлении связи с Землей, банкротство электродвигательных мануфактур… Все ожидаемо, все как всегда.

Фроуд сложил газету, бросив ее на край стола. С сожалением посмотрел на хлеб, масло и персиковый джем. Позволить он их себе не мог, дабы не навредить здоровью еще больше. Но каждый раз требовал подавать на завтрак, просто чтобы были, потому что так привык.

Встал, надел пиджак, поправил галстук, глядя на себя в зеркало. Достал часы из кармана жилетки. Рабочий день начался! У дома его ждал паровой экипаж. Водитель приподнял фуражку, чуть поклонившись, дождался, пока хозяин сядет в машину и тронулся в путь. Маршрут, не менявшийся уже многие годы, он знал хорошо.

Ножницкий думал о своем, не замечая проплывающие за окном городские кварталы. У него не выходила из головы передовица “Котла”. “А вдруг и правда разберут?”. Лабиринт давно мозолит глаза губернатору. Все эти забавные штуковины, которые претендуют на магические свойства, активно раскупаемые падкими до чудес горожанами, они ведь наносят немалый экономический вред. Вместо того, чтобы купить новый бойлер производства компании “Штокман и Савельев”, какой-нибудь глава семейства, наученный своей женушкой, идет в лабиринт, и за гроши покупает у хондверкеров невообразимое нечто, помещающееся в кармане, подмигивающее из глубин латунного корпуса красной или зеленой лампочкой. И оно даже работает, исправно нагревая воду и не требуя энергии, пока хозяюшка не нарушит одно из нелепых условий эксплуатации, вроде ежедневного протирания устройства листом болотного дерева.

Честно говоря, Фроуд и сам подумывал… Почему нет, в конце-то концов? Если врачи махнули на него рукой, призывают смириться и не нарушать их инструкций, чтобы протянуть еще год или два, то, может быть, в лабиринте ему помогут? Да, глупо. Такие дела не для фокусников. Но червоточинка сомнений, раз засевшая в его сознании, продолжала подтачивать здравый смысл и толкать господина Ножницкого на авантюру: “давай же, попробуй, что ты теряешь?”.

“Действительно, вдруг и правда разберут? И ведь разберут! Не останется лабиринта, исчезнут, растворятся в городских кварталах хондверкеры, а то и уйдут подальше от города. Ищи потом нужного мастера!”. Фроуд потянулся к переговорному устройству, нажал на кнопку звонка.

– Езжай в лабиринт!

Водитель удивленно оглянулся, но не стал переспрашивать, перечить. Слово хозяина закон. Развернул машину, направляясь на север, через старые кварталы времен первых поселенцев. Вскоре они выехали на окраину города и перед ними открылась панорама лабиринта. Продольные и поперечные ряды низеньких зданий, уходящих на многие километры вглубь широкой долины. Это было самое многочисленное поселение хондверкеров – аборигенов, населявших планету до появления людей.

Машина остановилась и Фроуд покинул салон. Он с сомнением разглядывал вход в лабиринт, отмеченный железной аркой, множество раз перекрашенной, местами подернувшейся ржавчиной.

– Господин, – окликнул его водитель, – Может, мне съездить за охраной? Вы же не пойдете туда один?

– Нет, не нужно. Езжай на фабрику, обратно я доберусь сам.

Водитель пожал плечами, отпустил педаль тормоза и экипаж, выпустив струю пара, укатил обратно в сторону городских кварталов. Наступила звенящая тишина. Навстречу Ножницкому из лабиринта вышли два человека, плохо одетые, прячущие что-то в бумажных свертках. Они с удивлением взглянули на солидного фабриканта, посторонились.

Фроуд решился, вошел внутрь. Оказавшись на улочке, зажатой каменными домами, он гадал – с чего начать? У кого спросить? Как правильно сформулировать свою просьбу? И сможет ли, черт побери, ему вообще кто-то помочь?

Вокруг царила тишина. Дома казались безжизненными и даже солнце, ярко светившее там, на территории людей, здесь с трудом рассеивало сумрак узких улиц. Ножницкий кашлянул, чтобы разрушить наваждение, уверенно зашагал вперед. Оглядывая мимоходом дома, он заметил, что большинство из них были двух или трехэтажными, но каждый этаж едва ли доходил ему до подбородка. Местные – низкорослый народец. Окон в домах было мало, хотя, возможно, большая их часть выходила во внутренние дворы. А есть ли эти дворы? Что там, за домами? Фроуд вдруг подумал, что понятия не имеет о том, как здесь ориентироваться. Он наивно полагал, что это лишь экзотический городок, и лабиринтом он называется иносказательно, за тесные и извилистые улицы. В конце концов, выйти обратно ему помогут, если не по доброте душевной, так за вознаграждение! Но никого не было вокруг. Перекрестки, тупики, повороты, давящие стены – все это запутывало, намекало, что лабиринт настоящий.

Он вдруг увидел в одном из домов деревянную дверь, на которой висел аншлаг: “Информаторий”. Буквы кривые, написаны от руки. Фроуд с облегчением выдохнул, потянул за ручку. Внутри, при свете керосиновой лампы, сидел за столом хондверкер. Он что-то писал в толстом журнале перьевой ручкой, время от времени макая ее в чернильницу. Фабрикант склонился, чтобы зайти внутрь.

– Добрый день…

Хозяин молча, не отрываясь от работы и не поднимая головы, указал ему на стул в углу комнаты. Ножницкий подвинул его ближе к столу, сел.

– Добрый день! – повторил он, – Мне бы… Хм. Как это сказать… Нужен особенный специалист.

Хондверкер постучал пальцами по столешнице, отложил ручку, положив ее пером на чернильный прибор, достал из под стола табличку – “1 энхет”. Посетитель суетливо стал копаться в карманах, вывалил кучу мелочи, отыскав среди монет одну нужного достоинства, подвинул ее хондверкеру. Тот смахнул вознаграждение в выдвижной ящик.

– Бытовые приборы сразу за поворотом и дальше на тридцать улиц вглубь, – голос у хозяина был скрипучим, говорил он быстро, скороговоркой, – Там же точные устройства, но они на верхних этажах.

– У меня, собственно…

– Механизмы желаний, чувств и прочее еще дальше, – перебил он Фроуда, – Двигайтесь по улицам на север.

– Нет, мне нужно…

– Мастерские здоровья находятся…

Ножницкий встрепенулся, подвинулся ближе.

– Находятся в постоянном движении.

– То есть, как? Где же мне их найти?

– В лабиринте не вы ищите. Вы просто идете. Чем сложнее дело, тем дольше идти. Лабиринт сам решит – показывать ли вам мастерскую, и когда именно.

Маленький человек снова взялся за перо, демонстрируя всем своим видом, что разговор окончен. Сердце пропустило удар. Фроуд положил ладонь на грудь, поморщился, глубоко вздохнул. “К черту. Дурацкая была идея! Лучше помереть дома”. Он вышел из комнаты, с удовольствием разогнувшись, хлопнул дверью, чуть сильнее, чем следовало. Странно – солнце уже клонилось к закату, будто он провел в этой каморке весь день. Развернулся, быстро зашагал в ту сторону, откуда пришел. Он был уверен, что не успел зайти так далеко, чтобы не знать теперь, как вернуться. Посмотрел на небо. Зарево заката было слева от него.

– Что за… Я ведь иду на юг. А закат – на западе?

“Нет-нет, просто где-то свернул не туда. Чуть-чуть заплутал. Сейчас вернусь и выйду к городу!”. Он снова оказался у дверей с надписью “Информаторий”. Огляделся, решил идти в другую сторону. Через полчаса солнце закатилось за горизонт, а вскоре пропало и зарево. Лабиринт окутала тьма.

Фроуд остановился, прижался спиной к холодной стене. Закрыл глаза. Ему почудилось, что где-то далеко, на границе слышимости, просвистел фабричный гудок. “Заблудился!”. Будут ли его искать? Семьи нет. Служанка, наверное, позвонит на фабрику, не дождавшись его к ужину. Найдут водителя, тот скажет, что “господин Ножницкий попросил отвезти его к лабиринту хондверкеров”. Отправят полицейский патруль. Фроуд сильно сомневался, что полисмены станут обшаривать в темноте весь лабиринт. Пройдут несколько улиц и вернутся. Возможно, возобновят поиски с утра. Значит, этой ночью он предоставлен самому себе.

В глубине переулка что-то сверкнуло. Фабрикант присмотрелся внимательнее. Игра света и тени, будто кто-то прошел с лампой в руках и скрылся за очередным поворотом. Ножницкий бросился следом, споткнулся, но сумел устоять на ногах. Стараясь не потерять нужное направление, повернул за угол. Да, снова отблеск света! Только бы не отстать, не упустить! Еще один поворот, свет все ближе, он уже видит, как лампа отбрасывает на стены тень маленькой фигуры.

– Подождите! Эй! Постойте!

Фигурка остановилась, повернулась к нему. В несколько шагов Фроуд нагнал ночного странника, широко улыбнулся, готовый отдать любые деньги за то, чтобы местный вывел его из лабиринта.

Перед ним стояла девочка. Не хондверкер, обычная человеческая девочка, сжимающая в руках электрический фонарь.

– Что же это вы, господин хороший, бродите ночью в таком месте? Да еще и без захудалой свечки?

Фроуд ошарашенно смотрел на ребенка. Светлый овал лица, чуть испачканного сажей, простое, несколько раз перешитое платье.

– А ты? – ответил он вопросом на вопрос, – Что здесь делаешь?

– Иду, – ответила девочка, отвернулась и зашагала дальше.

Ножницкому снова пришлось нагнать ее, пристроиться рядом, стараясь идти в ногу.

– Куда ты идешь? И почему?

– Во-первых, потому что стоять холодно, а идти – более-менее. А во-вторых потому, что за своим делом мне надо идти очень далеко. Это уж я верно знаю. А ты разве не знаешь?

Она повернулась, посмотрела ему в лицо. Он неопределенно пожал плечами.

– Да. Мне сказали. Но… Я подумал, что это все выдумки. Ерунда.

Девочка отрицательно помотала головой.

– Не ерунда. Я уже третий раз иду. И теперь уж обязательно…

Она остановилась, протянула ему фонарь.

– Подержи.

Достала из кармана конфету, развернула, положила в рот. Обертку аккуратно убрала обратно в карман.

– Нельзя мусорить, лабиринт не любит. У меня еще одна есть. Хочешь?

– Нет, спасибо. Сколько тебе лет?

– Двенадцать.

– Зачем тебе лабиринт?

– Мое дело… – насупилась, повернулась в ту сторону, куда надо было идти, вздохнула.

Фроуд тоже посмотрел туда.

– Что?

Девочка перекатывала во рту конфету, разглядывая густую тьму впереди. Потом снова взглянула на спутника.

– За день дойти не успеваешь, дни здесь проходят очень быстро, особенно если зайти куда-нибудь. А ночью… Ночью появляются странности, – снова вздохнула, забрала у него фонарь и медленно двинулась дальше, – Не люблю их.

– Какие странности?

– Разные, – неопределенно ответила она.

Некоторое время они шли молча. Фроуд заметил, что девочка шагает все медленее и медленее. В свете фонаря проступил перекресток. Точнее, разветвление – впереди была глухая стена, вдоль которой направо и налево уходила улица.

– Как тебя зовут?

Девочка не ответила, подняла руку, показывая, чтобы он замолчал. Все еще глядя на нее, Фроуд хотел снова задать вопрос, но краем глаза заметил движение. Повернулся к стене. От ее серой, шершавой поверхности медленно отделилась фигура. Высокое, почти в два раза выше его самого, существо. Руки и ноги человеческие, разве что сморщенные, обтянутые дряблой кожей. А вот голова просто огромная! Вытянутый нос, узкие губы, большие, пронзительно сверкающие глаза. Зрачки скользнули по девчонке, потом по фабриканту. Существо приблизилось к остолбеневшему Фроуду.

– Выход ищешь?

Он судорожно сглотнул, заставив себя кивнуть. Посмотрел на девочку, словно ожидая поддержки. Она что-то говорила ему, шевеля одними губами, и он сумел разобрать: “не бойся”. Существо резко обернулось.

– Подсказываешь?!

Подскочило к ней, нагнулось, почти касаясь лица девчушки огромным носом.

– А ты? Маленькая, занудная… В который раз уже пытаешься пройти! – и вдруг отступило на полшага, сменило тон на более спокойный, даже ласковый, – Давай помогу. Оставь мне этого здесь, я с ним потом разберусь. Ты смелая, а он труслив. Будет тебе обузой. Ведь ему хочется обратно, домой, сбежать поскорее!

– Нет. Мы идем по своим делам. Оба! – выкрикнула она в лицо существу.

Странность с большой головой недовольно скривилась, отступила обратно к стене и через секунду растворилась в воздухе, словно ее и не было. Девочка уверенно повернула направо, быстро зашагала подальше от перекрестка, бросив Ножницкому: “Идем отсюда! Быстрее!”.

Через несколько кварталов она остановилась. Протянула Фроуду руку, совсем как взрослая.

– Энни.

– Фроуд.

Она кивнула, пожала его руку своей маленькой ладошкой и уверенно зашагала дальше. Он заторопился следом.

– Прости, я…

– Ничего. Первый раз всегда страшно, я понимаю. Но их не надо бояться. Они не настоящие. Если не бояться – сразу исчезают.

– А если все же испугаешься?

– Убьют.

– Как… убьют? Ты же сказала, что они не настоящие.

– Ага. Но убьют, – она нахмурилась, – Видела один раз.

Он шел рядом, задумавшись, потом спохватился, снял с себя пальто.

– Держи. Ты говорила, что тебе холодно.

Забрал у нее фонарь, чтобы девочка могла одеться. Энни улыбнулась.

– Спасибо!

С благодарностью натянула дорогое шерстяное пальто, полы которого теперь касались дороги, а рукава сложились гармошкой.

– Теплое.

Энни запихала в рот вторую конфету. Казалось, она идет светлым днем по цветущему бульвару и вполне довольна своей жизнью.

– Вдвоем – даже хорошо. Странности не могут сосредоточиться сразу на двоих, это сбивает их с толку. Поэтому те, кто уже знает лабиринт, приходят сюда не в одиночку.

– А ты? Почему одна?

Девочка молчала несколько мгновений.

– Мне не с кем, – ответила тихо.

Фроуд хотел уточнить, но сдержался, не стал спрашивать об этом.

– А зачем идешь?

Она снова молчала. Не дождавшись ответа, повернулся к ней, чтобы переспросить, но… Энни рядом не было. Ножницкий в растерянности остановился, заозирался по сторонам.

– Эй! Ты где? Энни!

Тишина. Он бросился назад, добежал до того места, где, он был уверен, она еще шла рядом. Снова огляделся. Никого и ничего. Только тьма вокруг, едва рассеиваемая дрожащим светом фонаря, да камень холодных стен.