От какой линии шла эта ветка – черт его знает. Где-то на севере Москвы начиналась. Тоннель необычного назначения, это понятно, но законы физики не обманешь и строили его по тем же правилам, что и гражданское метро: с вентиляционными шахтами, выходящими на поверхность, гермоворотами, отсекающими разные участки пути, и прочими метростроевскими премудростями.

По вентиляционным шахтам мы с Пашкой его и вычислили. Месяца три отслеживали, наносили на карту все отметки, позволяющие провести линию от города вглубь жиденького лесного массива, одного из тех, что окружают мегаполис. Спуститься вниз не было никакой возможности, все шахты заварены, опечатаны, а большинство еще и под вездесущими взглядами камер слежения. Но это в городе. А лес… Лес – совсем другое дело!

Мы были уверены, что ветка давно переведена в реестр законсервированных объектов, а потому не используется. В России ведь как? Если военные что-то построили, а потом бросили, то это надолго останется их секретом, даже если создавалось оно во времена Наполеона и сейчас никому не нужно.

Тем любопытнее было залезть и посмотреть на тоннель собственными глазами. Бетонную будку вентиляционного выхода – выщербленную дождями, облюбованную мхом – мы нашли быстро. Не опасаясь встретить в лесу кого-то, кроме грибников, достали привезенную с собой болгарку и, даже не оглядываясь по сторонам, принялись за дело. Стайка птиц вспорхнула из разлапистой березовой кроны, когда алмазный диск с воем впился в ржавеющую арматуру. Сноп искр, запах раскаленного металла… С глухим стуком на землю упал один железный обрезок, потом другой, третий.

– Пролезем? Или еще подрезать?

Пашка отошел на шаг, оценил проделанную работу.

– О чем ты говоришь, Сань! Конечно пролезем.

Спрятали инструмент в низине, под срезанными ветками кустов, проверили свою амуницию – светодиодные фонари, три пауэрбанка, из еды кой чего. Надолго мы спускаться не планировали, но запасы всегда надо иметь.

Старые скобы, служившие лестничными ступеньками, предательски прогибались и сбрасывали с себя оранжевую шелуху, когда мы ползли в чрево темного колодца. Наконец я оказался на дне шахты, огляделся.

– Подвинься, – мой приятель спрыгнул рядом, гулко топнув подошвами армейских ботинок, – Ну и запашок здесь! Камеру включил?

– Угу.

Двинулись по узкому лазу, в котором приходилось сгибаться, чтобы не задеть головой потолок. Несколько шагов и вот еще одна преграда – решетка, отделяющая лаз от большого тоннеля. Не сомневаясь ни секунды я ударил по ней ногой. Что-то хрустнуло в местах креплений, правый нижний угол прогнулся. Еще два удара и решетка провалилась в тоннель – путь был свободен.

– Посвети, – посоветовал приятель.

Я просунул руку с фонариком в прохладный, отдающий плесенью воздух подземелья. Поводил им из стороны в сторону.

– Чисто.

Мы спрыгнули внутрь. Как ни странно, здесь еще работало освещение. Через один-два светильника, иногда мерцающим, неровным светом, но работало.

– Куда? – я смотрел на закругляющийся в отдалении тоннель, противоположный конец которого сходился в размытую, едва светящуюся точку.

– На север, конечно! – уверенно заявил Пашка, – За нами, на юге, Москва.

Он двинулся в ту сторону, где железобетонное подземелье совершало плавный поворот. Некоторое время я еще сомневался, соображая, где север, где юг, потом пошел следом.

Это была не первая наша вылазка. Я повстречался с Пашкой несколько месяцев назад, мы познакомились на одной из диггерских тусовок. Быстро сошлись и уже не раз спускались вместе в прохладный сумрак московской подземки. Он хоть и младше меня, но опыта в этом деле имел поболее. Я даже не спорил с тем, что всегда был ведомым, доверяясь напарнику.

– Так, кина не будет… – Пашка остановился, потому что впереди сгущалась непроглядная тьма, светильники дальше не работали, – Электричество кончилось! Но когда нас это останавливало?

Он повернулся ко мне, подмигнул, улыбаясь. Мы снова включили светодиодные фонарики, закрепленные у каждого на лбу, продолжили путь.

– Может, достать световую панель? – спросил я, вглядываясь в блики на влажных стенах.

– Не надо, энергию лучше экономить. Да и от фонариков света хватает. Хотя я думаю, что там тупик. Но все равно стоит проверить!

– Как думаешь, зачем он вообще, этот тоннель?

Краем глаза я заметил, как Пашка пожал плечами.

– Для чего угодно может быть. Среди нашего брата, сам знаешь, всякие басни ходят. Говорят, например, что где-то есть зверинец.

– Что?

– Зверинец. Не слышал? Якобы есть специальная служба, отслеживающая все сообщения о странных тварях, замеченных в метро. Ну, знаешь, крысы размером с собаку и все такое прочее. По большей части выдумки, но каждую стараются проверить. И порой даже кого-то отлавливают. Вот этих животинок и свозят в тайное место, где-то среди заброшенных тоннелей. Изучают, что ли…

– Да ну, фигня.

– Тоже так думаю. Знаешь, нам стоит остановиться, передохнуть.

– Не рано?

– Нормально. Чего-то мне жрать захотелось.

Я пожал плечами, скинул рюкзак – совсем небольшой, чтобы удобно было с ним ходить в непролазных местах. Мы расположились на бетонном выступе, достали нехитрую провизию.

– Опять хлеб с колбасой?

– Самые нормальные бутеры.

– Саня, ты бы хоть раз в макдак зашел, пару бургеров купил…

Но Пашка с благодарностью принял бородинский хлеб с ломтями докторской колбасы, принялся жевать, запивая водой из пластиковой бутылки. А через несколько минут, когда я уже складывал остатки еды в рюкзак, он вдруг поднял руку.

– Что? – я замер, оглядываясь по сторонам.

– Тс-с… – напарник приложил палец к губам, – Ничего не слышал?

– Вроде нет, – ответил я, тоже переходя на шепот.

– Давай выключим свет.

Фонарики погасли и вокруг сгустилась непроглядная тьма. Я старательно прислушивался, но то ли слух у меня был хуже, чем у Пашки, то ли ему показалось – ни единого шороха мне уловить не удалось.

– Ничего не слышу. Померещилось тебе, бывает такое.

Напарник не отвечал. Я подождал еще минуту, потом другую.

– Ну чего, Паш, включаем свет?

В ответ молчание.

– Эй, ты тут? Я зажигаю фонарик.

Бледно голубой луч от светодиодов выхватил из мрака кусок бетона. Я повернул голову в одну сторону, другую… Рядом со мной никого не было.

– Пашка! Пашка, ты где?!

Сорвался с места, побежал вдоль тоннеля, осматривая каждую тень от тюбинга, выискивая любой намек на ответвление или дверь. Вот что-то мелькнуло справа черным провалом. Я резко затормозил, вернулся. Казалось, тьма в этом месте становится гуще и свет фонарика теряется в ней через пару метров.

Сглотнул, сделал шаг вперед. И прежде, чем я успел среагировать, что-то мелькнуло прямо перед моим лицом, ударило по фонарику, закрепленному на голове, свернуло его. Граница света ушла вверх и в сторону, оставив меня перед стеной темноты.

Я почувствовал прикосновение к своей ладони, будто кто-то собрался стиснуть ее в крепком рукопожатии. Вот только прикосновение это было холодным, неживым. Опустил взгляд и увидел в мертвенно бледном свете, отражающемся от бетонного потолка, это. Трехпалое, с острыми, загибающимися когтями, бугристой кожей с темным следом, опоясывающим запястье . Оно тянуло меня вглубь неизвестного коридора.

– А-а-а!

Выдернул руку, отпрянул. Споткнувшись, заорал что-то матерное, выпрямился и побежал обратно, туда, где бросил свои вещи.

– Сейчас, сейчас… Где этот долбаный пистолет? – я лихорадочно рылся в рюкзаке, – Только не на Большом Каретном, только не… Черт!

Трофейный браунинг, купленный по случаю у черных копателей, я забыл дома.

Опустился на колени, прикусил губу. Бежать наверх? Звать на помощь? Но я не могу бросить Пашку. Когда вернусь – может быть поздно.

– Панель!

Достал плоский прямоугольник, усыпанный квадратиками светодиодов. Подключил его к пауэрбанку. На миг пришлось закрыть глаза, потому что сияние, пролившееся на стены тоннеля, ослепляло.

Я поднялся, пошел вперед. От страха дрожали руки, но яркий свет придавал мне смелости. Вот и поворот в темный коридор. Не давая себе опомниться, я вошел внутрь, разгоняя тьму искусственным солнцем. Это тупик. Он заканчивался метрах в десяти от меня, и там, в самом конце, что-то лежало. Я подошел ближе, еще ближе…

– Пашка!

Бросился к напарнику, затравленно оглядываясь назад. Но ни в коридоре, ни за моей спиной никого больше не было. Я осторожно ощупал приятеля, ожидая наткнуться на влажные пятна крови или выступающие кости переломанных конечностей. Но Пашка, кажется, был цел. Только без сознания.

– Эй, очнись! – пришлось несколько раз ударить его по щекам.

– Что? – он открыл глаза, – Что случилось? Я вырубился?

– Ну-ка, вставай. Я помогу. Надо выбираться отсюда, быстро!

– Да какого хрена…

Он не договорил, замолчал. Мы оба обернулись на стену тупика. Там, за этой ржавеющей преградой, в которой я не сразу разглядел щели люка, раздавался далекий вой. И к нему примешивались еще какие-то звуки, похожие то на рычание, то на визгливые крики.

Я снова выругался отборным русским матом, потащил друга в тоннель, потом дальше, подхватывая рюкзак. Через какое-то время Пашка сказал, что может идти сам и мы стали продвигаться быстрее. Иногда мне казалось, что нас преследуют, тогда я оборачивался, заливая тоннель светодиодным потоком, проверял, что сзади никого нет, шел дальше.

Уже пробираясь по вентиляционному выходу, напарник снова спросил меня:

– Сань, чо там было?

Я снял камеру, убедился, что она включена и все это время работала.

– Ползи наверх! Потом покажу.

Когда оказались на свежем воздухе, с облегчением повалились на траву. Надо было уходить и отсюда, но мы позволили себе несколько минут отдыха. Полежать с закрытыми глазами, чувствуя, как солнечные лучи, проникающие сквозь листву деревьев, ласково касаются кожи лица.

– Это ваши инструменты?

Я подскочил на месте. Рядом с нами стояли четверо в штатском, все в солнечных очках.

– Болгарка и остальное – ваше? – повторил тот, который, видимо, был у них старшим.

Мы с Пашкой переглянулись. Отпираться было бесполезно и я кивнул. Никаких удостоверений они нам показывать не стали, и так все было ясно.

* * *

Монитор настольного компа был повернут к нам тыльной стороной и мы не могли видеть, что просматривает седовласый мужчина, сидевший за столом в большом кабинете. Звук он отключил, но я точно знал, что в кардридере сейчас флешка из моей камеры.

Мужик стукнул пальцем по клавиатуре, вздохнул, проводя рукой по жидкой шевелюре. Снял очки и посмотрел на нас в упор.

– Ну? Понимаете, во что вляпались?

Я отвел взгляд.

– Вы вообще соображаете, где сейчас находитесь?

О, мы прекрасно соображали, хоть и не видели ни черта, пока нас везли в фургоне без окон.

– Вы просто можете исчезнуть. Нет людей – нет проблемы!

Он поднялся из-за стола, вышел на минуту из кабинета. Когда вернулся, налил себе воды в граненый стакан, отпил.

– А я еще тут с вами… Нянчусь… В общем так! Ничего вы не видели. Щас поедете с майором полиции в отделение, оформят на вас протоколы, выпишут штрафы за… Ну, там придумают, за что. И если еще хоть раз… – он многозначительно поднял указательный палец, – Сунетесь в тоннели – так легко вы не отделаетесь! Ясно?

Мы оба кивнули.

– На этом ваша диггерская карьера закончена. Проваливайте с глаз долой!

Тучный майор ждал нас у выхода из здания, обмахивался фуражкой. Поглядев искоса, указал на распахнутую дверцу полицейского Форда. Было понятно, что ему не доставляет удовольствия быть на посылках у службистов.

Машина сорвалась с места, вливаясь в поток. Над асфальтом струилось зыбкое марево, мегаполис изнывал от жары. Пашка – то ли от переживаний за все случившееся, то ли просто по-дружески – взял меня за руку. Ладонь у него была холодной.

Я почти не прощался с ним, когда нас выпихнули из отделения: сел в такси, назвал адрес. Оглянувшись, увидел, как он провожает меня долгим взглядом. А я думал о странной полосе, опоясывающей его запястье, которую разглядел еще в полицейской машине. Больше мы с Пашкой не виделись. Я его не искал, да и он меня, видимо, тоже.

В тоннели не спускался, но как-то зимой заехал в тот самый лес, прогулялся до знакомой опушки. Ничего здесь больше не было – ни башенки вентиляционного выхода, да и вообще никаких признаков таинственной ветки метро. Хотя я знал, что она где-то там, внизу. Никуда не делась…

На одной из диггерских встреч, куда заглянул по старой памяти, осторожно поинтересовался – не видел ли кто Пашку? Все только разводили руками и пожимали плечами. Удовлетворенно хмыкнув, я собрался было уходить. Но, подумав мгновение, сказал:

– Если объявится – не спускайтесь с ним.

И уже в дверях добавил:

– А если кто все-таки решится, ни под каким предлогом не выключайте свет.