Здравствуй, мир!
Рядовой Алекс Нэйв отбросил шлем, скинул рюкзак. Автомат он оставил при себе, на всякий случай. Вот и безымянная речушка! Он никогда не видел ее собственными глазами, но знал каждый изгиб русла на многие километры, потому что на всех картах именно этот водораздел означал линию фронта.
Бегом, вброд, не замечая холода воды в ботинках! Споткнулся, полетел лицом вниз, больно ударился ладонями о каменистое дно. Но вот уже и другой берег. Сзади доносилась канонада своих орудий и разрывы чужих снарядов. Впрочем, каких там своих… Не было уже своих. Нужно добраться до той стороны, рассказать. Прекратить это.
Солнце опускалось за горизонт, впереди появились развалины укрепрайона, которые когда-то были… Чьи? Он не знал. Они так часто переходили из рук в руки, что теперь уже и не вспомнить – кому принадлежали изначально. Да и какое это теперь имеет значение?
Засветло не дойти, нужно остановиться. Пересидеть в развалинах. Странно, но это было самое безопасное место на войне. С той и другой стороны почти непрерывно слышались выстрелы, разрывы, над головой Алекса Нэйва проносились болванки, сеющие смерть там, куда они падали. Но здесь, между двух огней, ты был словно на судейском стульчике теннисного корта.
Неожиданно взрыв грохнул прямо над ним.
– Фу ты, черт!
Это был гром. Обычный гром, за которым последовал обычный дождь. “Зря выбросил шлем”. Рядовой стал искать укрытие. Спрыгнул в окоп, дошел до развороченного точным попаданием блиндажа. Кругом бетонное крошево, но от дождя спастись можно. Пролез внутрь, в сырую, холодную темноту. Какой-то шорох… Блеск глаз.
Алекс отпрянул, вскинул автомат, передергивая затвор. И услышал, как тот, в темноте, сделал то же самое.
– Ни с места! А то выстрелю!
– Сам замри! Сейчас башку продырявлю!
Привычный накал ненависти, уже въевшийся в костный мозг за годы боев. Алекс тряхнул головой. “Зачем? Все уже кончено”. Опустил автомат.
– Брат, успокойся. Я шел на вашу сторону, чтобы сказать… В общем, там уже нет никого. Я последний.
– Что? Ты шутишь! Но ведь… и я последний! – дуло его автомата тоже опустилось.
Нэйв высунул голову из блиндажа: канонада с обоих сторон не утихала. Сплюнул.
– Чертова автоматика! Там боезапаса на годы вперед.
– Да и у нас, знаешь, не меньше.
– Как звать?
– Рядовой Сегуир Аделанте.
Алекс протянул ему руку, тот помедлил, потом все-таки обменялся с ним крепким рукопожатием.
– Я вот что думаю, Сегуир. Пускай эти глупые машины друг друга перестреляют. Ну, или пусть у них снаряды и ракеты закончатся. А мы подождем. Уйдем в какое-нибудь безопасное место, а?
Аделанте кивнул.
– Согласен. Только переночуем здесь, и уйдем.
Утро встретило солдат непривычной тишиной. Они выбрались из своего укрытия. Дождь закончился, вставало солнце.
– Тихо.
– Да.
– Интересно, почему?
– Смотри, Алекс! Что это там, в небе?
Свет зари отразился в вышине от маленького предмета.
– Это дрон, Сегуир. Дрон-разведчик.
– А вон там еще один! Видишь?
– Ага.
Солдаты переглянулись. Свист рассекаемого минами воздуха послышался с разных сторон одновременно.
– Вот дерьмо…
* * *
“Потери личного состава – 100%”.
“Стратегическая задача “защита родины” не имеет смысла. Отменить”.
“Стратегическая задача “война до победы” не имеет смысла. Отменить”.
“Связаться с противником. Заключить мир”.
Роботы разобрали развалины укрепрайона. На месте гибели Нэйва и Аделанте поставили памятник. Хотели написать на нем “Последним защитникам…”, но не придумали – защитникам чего. Маленький автоуборщик, чистивший раньше орудия, а после конверсии регулярно подметающий территорию вокруг памятника и возлагающий к нему свежие цветы, написал просто – “Последним людям”.