Мы ни при чем

– Эгей! Есть тут кто? – Ганнанд вошел в летнее кафе, со скрипом вытащил из него на середину маленькой городской площади, вымощенной старыми камнями, круглый столик.

Поставил стул, сел. Развернул узелок из белой материи, внутри которого была припасена нехитрая снедь – краюшка хлеба, кусок копченого мяса, свежий огурец и два вареных яйца. Стукнул скорлупой о край стола, роняя осколки прямо на мостовую. Пока чистил яйцо, оглядывался по сторонам: ничего вокруг не напоминало о существовании других людей – ни звуком, ни движением. Погожий летний денек играл солнечными бликами, проникающими сквозь густые кроны деревьев. Среди листьев щебетали птицы. Черно-белый кот, лежавший на солнце, перешел в тень и распластался в придорожной пыли, лениво вытягивая лапы.

– Обожаю этот момент!

Ганнанд съел яйцо, открутил пробку на фляге, влил в горло глоток терпкого красного.

– Эх, хорошо! – крякнул с наслаждением.

Через десять минут он закончил трапезу, оставив недоеденным только хлеб – скрошил его птицам. Встал, отряхнулся. Кашлянул, проверяя голос.

– Это необязательно, но раз уж я решил, что всегда буду так делать… Внимание! Уважаемые граждане города!

Он замолчал, прислушиваясь к отголоскам эха, прокатившегося между стен. Вспорхнули испуганные птицы, покинув ближайшее дерево.

– Если есть кто живой – выходите! Я с радостью вручу вам городской ключ и обещаю, что никто – слышите, никто! – не осмелится вас больше потревожить.

Он покрутил в руках самодельный, картонный ключ. Подумал, что стоило бы купить маркер и покрыть поделку золотой краской. Еще раз огляделся по сторонам. Городские кварталы хранили молчание, никто не отзывался.

– Ну что ж… Я почему-то так и думал. Значит, пришло время больших перемен!

Успокоив совесть, он направился к ратуше. По дороге несколько раз оглянулся на черно-белого кота. “Сколько в нем килограмм? Пять? Шесть? Повезло пушистому!”. Ганнанд легко вскарабкался по лестнице, ведущей на колокольню, достал из кармана устройство, похожее на смартфон. Аккуратно, перепроверяя каждую цифру, ввел длинный код. Нажал зеленую кнопку.

Вокруг стеклянные стены, микроскопы, мониторы… Лаборатория встретила его привычным шумом вентиляции и неожиданно распахнувшейся дверью.

– Ганн, черт бы тебя побрал! Где ты был? Я уже три раза заходил!

В комнату влетел Мэллорд, его начальник. Он бросил на стол кипу бумаг, налил себе стакан воды, с жадностью выпил.

– А в чем, собственно, дело? – Ганнанд лениво откинулся в кресле.

– В чем дело? Ха! Такое ощущение, что ты один не в курсе!

– Не в курсе чего?

– Это опять случилось! Четвертый раз за месяц! А он тут сидит, понимаешь, в своей лаборатории, заперся, как сурок перед спячкой. Я не понимаю – тебя же всегда интересовали археологические раскопки в каалийских городах?

– Снова пропал?

Начальник налил себе еще воды, выпил. Кивнул головой.

– Пропал. Исчез бесследно. Как и предыдущие три города. Ничегошеньки не осталось, только ровная круглая площадка, диаметром семь километров и глубиной пятнадцать метров. В остальных каалийских городах паника, население бежит кто куда. Некоторые обвиняют нас, землян, но мы-то тут при чем, правда? – он посмотрел на Ганнанда с надеждой, словно тот мог дать ответ на любой вопрос.

– Действительно, мы ни при чем. Послушайте, Мэллорд. Я понимаю – чрезвычайная ситуация и все такое, но у меня своя исследовательская программа. Мне бы очень хотелось ее закончить и как раз сейчас намечено несколько важных опытов, поэтому…

– Все еще обижаешься? Зря. Я ведь не против того, чтобы ты возглавлял отдел археологии. Знаю – ты прекрасный специалист. Но было распоряжение сверху, – он многозначительно поднял указательный палец, – Не переживай, будут еще на твоем веку интересные планеты!

Мэллорд дружески хлопнул его по плечу и двинулся к выходу из лаборатории.

– Такой не будет, – тихо пробормотал Ганнанд ему вслед.

Он закрылся на магнитный замок, одел белый халат. Склонился над приборным столом, который успел прикрыть матовой крышкой, когда появился начальник. Осторожно запечатал дисковый контейнер семи сантиметров в диаметре, поставил его в герметичный шкаф. Внутри уже находились три таких же: здесь постоянно обновлялся воздух и лампы, увеличивая и уменьшая яркость, имитировали смену дня и ночи.

“Все-таки семь. Семь или, может быть, шесть с половиной килограмм – критическая масса. Первая трансформация самая сложная, более тяжелые организмы распыляются. Хорошо, что местные даже при рождении весят не меньше десяти. Мне не нужны живые. Только город, только археология!”.