Елочная игрушка
– А где Матвеев? – Маша с подозрением смотрела на закрытое ватной бородой лицо Деда Мороза, – Он что, заболел?
Мужик в шубе проигнорировал вопрос, стукнул посохом и громогласно заявил:
– Хо-хо-хо!
– “Хохохо” говорит Санта Клаус. Идемте! – она потянула его за рукав, – Вы хоть текст знаете?
Не ответил, только взглянул на нее бледными, почти прозрачными зрачками. “Жуткий тип! И где такого откопали на замену? Ну я потом выскажу Матвееву…”. К счастью, корпоративчик был последний на сегодня. Коллектив небольшой, люди приличные, никто даже не напился, на табуретку с неприличными стишками не лез, и к снегурке с непристойными предложениями не приставал. Прям отдых, а не работа! Да и этот, с пустым взглядом, задорно выступил, отработал как надо. Пожалуй, даже чуть лучше, чем надо: в заученный текст отсебятину вставлял, импровизировал. Но заказчикам понравилось, а это главное.
В микроавтобусе у Маши была сменная одежда. Ваську-то Матвеева она не стеснялась, свой человек, а этот… Смотрит своими глазищами, и даже бороду не снял, шубу не расстегнул, будто не жарко ему было целый час в душном офисе.
– Ты это, отвернись хоть. Дай переодеться.
Отвернулся.
Микроавтобус, петляя по кривым улочкам старого города, привез снегурочку к дому. Взяла увесистую сумку со своей поклажей, попрощалась с водителем и распахнула дверцу.
– Погоди!
Маша обернулась.
Липовый Дед Мороз вылезал следом.
– Давай помогу, тяжелая же.
– Не надо, я сама…
Взял из руки сумку, понес к подъезду. Девушка пожала плечами – “ну помоги, раз так хочется”. Поднялись на четвертый этаж старого, еще дореволюционного дома. Маша нащупала ключи в кармане, щелкнула замком.
– Спасибо…
Хотела взять у него сумку, но мужик втолкнул ее в прихожую, вошел сам, захлопнув дверь.
– Ну, девица – потешь старика!
– Здрасьте, приехали! Вроде не пил, а туда же.
“Разыгралось воображение у дядечки, никак из роли выйти не может”. Маша лихорадочно соображала – который уже час и как скоро домой придет муж? Дед Мороз тем временем затолкал ее в гостиную, попытался повалить под наряженную елку… Хорошо, что квартира маленькая, вещи порой складывать некуда, поэтому и гантели мужнины лежали тут же, под елочкой, словно подарки.
– Уй, ё-ё-ё!.. – “дедушка” откатился в сторону, схватившись за лоб.
С минуту он выкрикивал такие витиеватые проклятия, что любая нечистая сила позавидовала бы. Да что там нечистая, и Федор бы позавидовал, дворник-пьяница.
Наконец поднялся, выставил свой посох. “И откуда он у него взялся? Вроде не брал с собой”. Посох блеснул каким-то слишком натуральным инеем, и Маше даже показалось, что от мужика в шубе тоже повеяло морозом. Она попятилась, ткнулась спиной в еловые иголки, тихо ойкнув. И в этот момент сияющий набалдашник посоха коснулся ее щеки. Кожу словно обожгло! Мир вокруг потемнел, закрутился, что-то зеленое, колючее мелькало со всех сторон, пытаясь уколоть ее побольнее, размытыми цветными пятнами пролетали мимо гирлянды и шары… Вдруг все стихло, замерло.
Маша тряхнула головой. “Что это было?”. Огляделась. Вокруг – выпуклое зеленоватое стекло, за которым видна их гостиная. “Где я?”. Попыталась встать, поскользнулась. “Почему пол кривой?”. Уперлась руками в гладкую поверхность, стала вглядываться внимательнее. И тут только поняла, что комната за стеклом огромная, а рядом качаются ветки толщиной с саму Машу. И висят на них стеклянные сосульки, шары… Шары… Шары! Она затравленно вертела головой: да, никаких сомнений, она заперта внутри зеленого шара!
Снаружи вдруг потемнело, что-то приблизилось к елочной игрушке. На нее смотрел глаз, сверкая холодным, полупрозрачным зрачком. Дед погрозил ей пальцем, и… исчез.