Клетка

Никогда еще ей не приходилось ездить в клетке. Всякое бывало, конечно: и в грязи с отрядом сидели по несколько дней, и в деревнях приспособленцев порядок наводили, до липких красных прикладов, и марш-броски, через лес, болото, комарье… Всякое было. Но было это иначе – с бряцанием амуницией, тяжестью карабина в руках, похабными шутками товарищей, ревом двигателей челнока, который доставлял их на место. С чувством собственного достоинства, своей силы. А сейчас – унылый скрип деревянных колес, клетка на старой, раскачивающейся до тошноты телеге, чавкающие звуки размытой дороги, беспрерывное бормотание конвоиров на непонятном, лающем языке. И ощущение безысходности, бессилия.

Хотелось пить. И есть. Но пить больше. Ночью шел дождь и она ловила капли ртом. А много ли так наловишь? Никто о ней не заботился, лишь поглядывали иногда – жива? Ну и ладно. Шли дальше, своей дорогой. Четвертый день уже шли.

Бородатый конвоир достал фляжку, опрокинул ее над собой, жадно заглатывая воду. Марина смотрела исподлобья, вцепившись в прутья. Очень хотелось попросить хотя бы глоток, но гордость не позволяла. Пока не позволяла. Что будет через час, через день? Возможно, она станет умолять их, будет рыдать, готовая на… Тряхнула головой, отвернулась.

Трудно сказать, куда именно ее везли. Если днем она еще могла как-то ориентироваться, вспоминая местность по виденным ранее электронным картам, то после первой же ночи потерялась. Все вокруг было однообразным, безликим, незнакомым. Степь, перелески, какие-то развалины, ржавеющая техника на обочинах, не пережившая Последнюю Войну. Марина пыталась определить хотя бы направление: кажется, большую часть времени они двигались на север, если верить бледному свету Солнца, которое несколько дней не показывалось из-за туч. Но дорога петляла, пересекалась с другими, на которые они сворачивали, и вскоре девушка потеряла уверенность даже в направлении.

К вечеру стало холодать. Марина свернулась в клетке калачиком, задремала. Проснулась уже в темноте. Что-то изменилось: не было скрипа колес, пол под ногами не качался на дорожных ухабах. Они прибыли.

В стороне горели несколько костров, в свете которых виднелись утлые лачуги, собранные из чего попало – камней, деревьев, шкур убитых зверей. Мимо то и дело проходили приспособленцы, в большинстве своем уродливые, помеченные дланью мутации. Они поглядывали на пойманную добычу, кто с ненавистью, кто с вожделением. Иные пытались приблизиться, просунуть руку, но стража их отгоняла, давая понять, что участь пленницы будет решена позже.

В темноте Марина смогла разглядеть покачивающиеся силуэты огромных деревьев. “Вот оно что… Лес! Поэтому мы и не могли вас так долго обнаружить. Хотя раньше вы боялись сюда забираться”.

Скоро суета и брожение стали затихать, ночь вступала в свои права. Кому повезло – уходили спать в хижины, остальные укладывались поближе к кострам. Она тоже легла. Жажда и голод не обещали приятного сна, но усталость тянула вниз, к шершавым доскам, которыми был выложен пол клетки. Закрыла глаза и через несколько минут провалилась в тревожное, беспокойное забвение.

Что-то кольнуло ее в бок. Еще раз. Марина приподняла голову, открыла глаза. У клетки стоял один из приспособленцев и пихал в нее пику. Девушка села, отодвигаясь подальше от заостренной палки. Зазвенели цепи, с дверцы клетки сняли замок. Тот, с пикой, мотнул головой, показывая, чтобы Марина выходила. Она не двигалась, но на нее гаркнули – громко, зло – и она решила не искушать судьбу, выбралась наружу.

Двое стражников повели ее в темноту, один впереди, другой сзади, удерживая пленницу за шкирку, словно котенка. Шли долго, она не ожидала, что поселение окажется таким большим. Видимо, это было объединение нескольких племен. Наконец поднялись на пригорок, где стояли хижины побольше, основательнее. Остановились, один стражник вошел в дом, через несколько секунд вышел, отрывисто скомандовал, и ее толкнули внутрь – в теплоту и свет.

В центре огромной комнаты горел открытый очаг. Чуть поодаль стоял грубо сколоченный стол, на нем – склянки с цветными жидкостями. Вдоль одной из стен множество холстов, разрисованных неумелыми, детскими штрихами. Дальше – широкая кровать и еще один стол, заваленный бумагами. За ним сидел пожилой мужчина. Он обернулся.

– Заходите.

Говорил на ее языке, но с едва уловимым акцентом. Марина осторожно прошла к очагу, с наслаждением чувствуя исходившие от него волны тепла. Вкусно, до урчания в животе, пахло едой.

Мужчина вскинул руку, приказывая стражникам удалиться. Взял большую глиняную кружку, налил в нее воды, протянул Марине. Поколебавшись мгновение, она жадно схватила ее и принялась пить: не замечая тухловатого, болотного привкуса, проливая мимо рта, шумно глотая. Осушила до дна, утерлась рукавом. Протянула кружку.

– Еще?

Опустила взгляд, но не смогла отказаться – кивнула. В этот раз пила медленнее, стараясь не проливать, делая передышки. Оставила совсем немного, на донышке.

– Хочешь есть?

Сжала зубы. Конечно, есть хотелось. Но Марина понимала, что соглашаясь на все подачки, она сама себя загоняет в кабалу. Трудно быть самостоятельной, когда показываешь свою зависимость. Не дождавшись ответа, он поставил перед ней тарелку с куском мяса. На пол, у очага. Сам сел за стол и как ни в чем не бывало принялся перебирать бумаги.

Девушка сжала кулаки, со злостью глядя на еду. “Убить его, что ли? Стражи рядом нет...”. Она огляделась в поисках ножа, веревки, или хотя бы чего-то тяжелого. Как назло ничего подходящего на глаза не попалось. Видимо, человек этот не воин, оружие при себе не держит. Однако смелый! Повернулся к ней спиной, хотя знает, что она-то прекрасно обучена убивать.

– Ешь-ешь, не стесняйся.

Хмыкнула, заставляя себя не смотреть вниз, на тарелку, но ноги сами подкосились. Она встала на колени, взяла еду. Дальше сдерживаться было бесполезно: вонзилась зубами в нежное мясо, оторвала кусок, не думая о том, что за животное было забито. Какая разница? Глотала плохо прожевывая, тут же снова откусывала… Соскребла зубами все, до последней прожилки. Опустила руки, уронив на тарелку обглоданную кость, стараясь унять частое дыхание.

Хозяин дома снова взглянул на Марину. Она так же сидела на коленях, губы ее, измазанные жиром, были приоткрыты, взгляд затуманился – после утоления жажды и голода она была словно пьяная. Он встал, взял тряпицу, подошел к ней. Присел на корточки.

– Ничего, все в порядке, – вытер ей губы, – Это нормально. Просто ты хотела есть. Никто тебя дикаркой не считает.

Девушке хотелось заплакать, но она легко совладала с собой. Вырвала тряпку у него из рук, тщательно вытерла свои скользкие пальцы.

– Кто вы? Что вам от меня нужно?

Он внимательно оглядел ее, потянулся к левому уху, в мочке которого у Марины намертво была заклепана металлическая пуговка. Девушка перехватила его руку, не давая прикоснуться к себе.

– Тихо, тихо… Я всего лишь хотел посмотреть.

– Смотри на расстоянии!

Он встал, отошел от нее.

– Меня зовут Экси. И ты правильно подумала, что я не такой, как остальные… как вы нас называете?

– Приспособленцы.

– Вот именно. Я пытаюсь научить остальных чему-то еще, кроме как убивать. Стараюсь сделать нашу жизнь не просто выживанием. Я хочу, чтобы мы стали умнее. Но сейчас главное – это научиться лечить людей, хотя бы от самых простых болезней. Ты умеешь лечить?

Она помотала головой.

– Я не врач.

Он вздохнул, прищурился.

– Как жаль. Почему-то я был уверен, что ты медик… Ну все равно! Ведь вы сохранили гораздо больше знаний, и ты должна иметь представление о каких-то болезнях, лекарствах, о том, как правильно оказывать людям помощь.

Марина сглотнула.

– Я не могу тебе ничего рассказать.

– Почему?

Она с вызовом посмотрела ему в глаза.

– Потому что вы, вы все – приспособленцы, дикари, мутанты – представляете угрозу для человечества. И ни я, ни кто-то другой из нас, никогда не станет рассказывать что-то, что поможет вам прожить хоть на день дольше!

Экси улыбнулся.

– Знала бы ты, сколько ваших раскрывали мне свои тайны… Они делились даже теми знаниями, о которых слышали лишь пару раз в жизни. Вспоминали все! И я даже не буду тебе объяснять, какие именно средства мы для этого использовали. Ты же умная. Сама представляешь.

По спине у Марины пробежал холодок. Она представляла.

– У меня все отняли, когда схватили, – ответила едва слышно, – Там, в амуниции, есть аптечка. Препараты, инструкции…

– Это я видел, и уже много раз.

Она посмотрела на него удивленно.

– Тогда… Что? Что еще я могу? Я же сказала, что не врач!

Он несколько раз прошелся по комнате, взад-вперед, молча поглядывая на пленницу. Остановился у своего стола, достал что-то из выдвижного ящика.

– Ну хорошо. Вот это – что такое?

Она посмотрела на плоский серый прямоугольник, нехотя ответила:

– Ноут.

– Я его открывал, нажимал на кнопки. Он не работает.

– Разрядился, наверное.

Экси положил безжизненный компьютер на стол, подошел к Марине, все еще стоявшей на коленях у очага. Присел.

– Даже не пытайся меня убедить, что ты не знаешь, как его заряжать.

Она молчала. Он приподнял ее голову за подбородок.

– Ну? Поможешь его включить?

Дернула головой, отворачиваясь от его руки.

– Я попробую.

– Вот и умница! А потом мы подключимся к вашей сети.

Глаза девушки расширились. “Откуда ему вообще известно про глобальную сеть?”. Но тут же вспомнила слова Экси о знаниях, которыми делились другие пленники. “Он опаснее, чем я думала. С ним надо быть осторожнее”.

– Ладно, уже ночь. Ты устала, да и у меня… сложный был день. Нужно поспать.

Он скинул с себя одежду, грузно упал на широкое ложе. Потянулся, отворачиваясь к стене.

– Если хочешь, ло-о… – протяжно зевнул, – ложись со мной. Но я не настаиваю.

Марина прекрасно понимала, зачем он дал выбор. Ляжет с ним – покажет, что сломлена, готова на все. А нет… Замучают. Но Экси, видимо, хотел иметь для этого оправдание – мол, непослушная пленница, с такой допустимы любые меры воздействия. “Моралист чертов!”.

Она заламывала руки, с ненавистью глядя в спину врагу. Тяжесть непростого выбора угнетала ее, злила. “Почему же меня не пытаются спасти? А если… Вдруг не будет спасательной операции? Всегда ли они проводятся? Если придется до конца, здесь…”. Зажмурилась, сжала кулаки.

Марина поднялась на ноги, сделала шаг вперед. Остановилась в задумчивости, потом решилась, подошла к кровати. Экси даже не повернулся, казалось, он уже спит. “Нет, не спит. Ждет”. Она это знала.

Расстегнуть пуговицы на рубашке – по своей воле, своими руками – самое трудное. Это был рубикон, за которым ей все стало безразлично. Скинула остатки одежды на пол, легла в постель. Экси тут же повернулся, обнял…

– Чьи это картины?

– Мои. Нравятся?

– Очень… коряво.

– Хм. Спасибо за честность. Мне не у кого учиться. Других картин, а тем более художников, не осталось.

Он пригласил ее к столу, на котором уже ждал завтрак. С улицы доносились голоса, смех, ржание лошадей. Поселок пробудился и был готов к новому дню.

– Я вчера не спросил – как тебя зовут?

– Марина.

Он кивнул.

– У нас с тобой много дел, Мари! – улыбнулся.

Она посмотрела, как он с аппетитом уплетает яичницу, тоже взяла вилку.

– Ты здесь главный? Ну… вождь? Главарь?

– Нет. Вождь у нас Ганнарр. Я лишь советник. Но ты не переживай, власти у меня достаточно, чтобы без моего разрешения никто к тебе и пальцем не прикоснулся.

Вытирая губы чистой тряпочкой, он удивленно посмотрел на Марину.

– Почему не ешь?

Она положила вилку обратно на стол.

– Тошно. Променяла одну клетку на другую.

Экси откинулся на стуле.

– Не разочаровывай меня, Мари. Я ведь уже решил, что ты послушная девочка. Было бы обидно…

Снаружи вдруг что-то ухнуло, пол под ними вздрогнул, зазвенели тарелки. Экси испуганно вскочил, побежал к выходу. У самых дверей остановился.

– Не вздумай высунуть свой нос!

Ухнуло еще раз, на этот раз ближе. Взрывной волной его отбросило обратно в комнату, часть стены обвалилась. С улицы доносились крики, вслед которым затрещали автоматные очереди.

В ушах у Марины звенело. Шатающейся походкой она покинула дом, прищурилась от яркого солнца, выглянувшего из-за туч впервые за несколько дней. Из дымного хаоса к ней выскочили несколько человек в камуфляже, окружили.

– Капитан, вы в порядке?

Она кивнула.

– Почему так долго?

Ей подставили плечо, помогли выйти из зоны огня. За спиной, в поселке, продолжался бой.

– Я лейтенант Вуд! Мне приказано передать вам командование, если вы в состоянии…

– Работайте, лейтенант, – она тряхнула головой, стараясь избавиться от звона, – Вы лучше знакомы с ситуацией.

– Мы зачистили плацдарм! Можно вызвать челнок и начать эвакуацию. Но если считаете нужным, мы можем продолжить зачистку.

– А сил у вас достаточно?

– Так точно!

– Тогда… Всех к чертовой матери, Вуд. Поняли? Всех!

– Э-э… Понял. Слушаюсь, капитан!

Когда бой стих, на месте лесного поселения остались лишь пожарища. По приказу свыше, а может и по собственной инициативе, лейтенант распорядился все-таки взять несколько пленных. Их заперли в зарешеченных отсеках челнока. Сразу после взлета Марина прошла вдоль стальных прутьев, внимательно разглядывая приспособленцев. Он был там. Увидев ее поднялся, подошел к решетке. Экси смотрел на мочку ее уха, на маленькую металлическую пуговку.

– Это то, что я думаю? – попытался улыбнуться, но застонал, губа его была разбита.

– Сообразительный дикарь. Да, это маяк. И поймали вы меня не случайно. Всего и делов-то – привезти пленника в свой лагерь. А то мы вас давно потеряли из вида. Надо было найти, – она погрозила пальцем, – И кто ж знал, что вы рискнете прятаться в радиоактивных лесах?

– Моя идея, – он все-таки улыбнулся, демонстрируя пустоту на месте двух зубов.

Экси вдруг рванулся вперед, просовывая руку, пытаясь схватить девушку. Но не достал.

– Надо было отрезать тебе это ухо, тварь! Хороша была бы и с одним!

Марина отвернулась, не обращая внимания на летящие ей в спину проклятия. Неудачливый художник ей был уже не интересен. Но, несмотря на успешную операцию, ее не покидало ощущение, что она и сама по прежнему в клетке. Скованная обязанностями, которые диктуют ей свои правила: убивать других, в ком она впервые увидела людей, а не абстрактных приспособленцев, идти на страдания и унижения ради чужих приказов. Все это вместо того, чтобы объединить усилия ради выживания человечества. И было что-то еще, чего она не могла понять, лишь чувствовала интуитивно, ощущала странную тревогу. Клетки внутри ее тела уже делились, выстраивая новый организм.