– Чего у тебя, Аркадьич, дверь в комнату все время закрыта? И зачем вообще две комнаты? – секретарша откинулась на подлокотник дивана, дотянулась до ноги начальника голой ступней, недвусмысленно двигая ею по начальниковому бедру. – Ты ведь мужик холостой. Теперь.

Дональд Аркадьевич Беккер, комендант колонии на планете Елец Гончих Псов, достал самодельную сигарету, скрученную из листьев местного дерева, аккуратно снял с дивана кота, чтобы не попасть на него пеплом, щелкнул зажигалкой.

– В той комнате Муська. А здесь… – выпустил струю пахучего дыма, покосился на черно-белого, – Федор Михалыч.

Кот понял, что речь о нем, уставился на хозяина.

– Муську жена откуда-то притащила. Когда уезжала, решила оставить. Побоялась, что в корабле он сдохнет от перегрузок. А мне что, выкидывать животину? Пусть будет. Только они морды друг дружке расцарапают, если их по комнатам не развести. Однако, Люся, ты зря ножкой елозишь. Доставай документы – посмотрим, как нам на этот раз мозги будут полоскать.

Документы ухнули увесистой папкой на велюровую обивку, заставив диван всколыхнуться. Земля требовала ведение делооборота в своем первозданном, бумажном состоянии. На случай, если непреодолимая сила испортит электронный архив. Они там, на Земле, все грехи валили на непреодолимую силу, а на бессмертие пергамента полагались больше, чем на твердотельные накопители.

– Наших дел немного, – заметила Людмила, растягиваясь всем обнаженным телом от одного подлокотника до другого, укладываясь животом на колени коменданта. – Большая часть – постановления и распоряжения Террконтроля. Вчера дошли, весь вечер распечатывала.

– И чего там?

Люся хотела было ответить, даже рот открыла, но в следующее мгновение оставила бумаги, замерла.

Дом и все в нем находящееся ощутимо вздрогнуло. Показалось даже, что апартаменты куда-то кренятся, однако жужжащие под полом гироскопы одержали победу, выправили положение.

– Ветер, – констатировал Дональд Аркадьевич.

– Ага, – согласилась Людмила и отобрала у него тлеющий цилиндрик, затянулась. – Так вот о постановлениях-распоряжениях.

Вернула начальнику самокрутку, смочила палец языком, принялась листать.

– Запрет несогласованных контактов с коренными жителями…

– Согласовывать с Землей? По полтора месяца, пока сигнал туда-обратно?

Девушка пожала хрупкими плечиками, перелистнула документ.

– Новые правила строительства на территории колонии…

– С запретом на несогласованное с Землей?

– Угу. Дальше… Запрет на непредусмотренный в смете расход энергии. Это, видимо, потому, что они отчет за прошлое полугодие получили, у нас там небольшой перерасход был. Дальше… Запрет на…

Комендант перестал слушать. Где-то на периферии сознания еще звучало – “запрет… запрет…”, доносился шелест бумаг и покашливание уставшей от чтения Люси, но Дональд Аркадьевич не вникал в бесконечный поток информации, он растерянным взором смотрел в окно. Там, за бронированным стеклом, качались деревья.

Так же аккуратно, как и кота, он отодвинул секретаршу. Встал. Подошел к оконной раме и, протянув руку, нажал на тугую кнопку “открыть”. В лицо Беккеру дунуло знойным воздухом, несущим запахи леса.

– Вот тебе и зима.

– А? – девушка отвлеклась от чтения, посмотрела на коменданта.

– Духота говорю. Жарко.

– Аркадьич, закрой. Вот из-за таких, как ты… Кондишен шпарит из последних сил, энергию жрет, а он, понимаешь, в окошечко решил поглядеть. Закрой!

Стекло скользнуло снизу вверх, снова отрезая обитателей дома от ароматов елецкой чащи.

– Пойду отменять, – сказал Дональд, рассеянно оглядывая комнату, будто потерял что-то.

– Чего отменять?

– Все. Протяжку силового кабеля, совместные занятия в школе, строительство… – махнул рукой. – Идем!

Комендант то и дело утирал платком лицо, прикладывался к фляжке с прохладной водой. Короткие шорты и снятая футболка от жары не спасали. А Люся, конечно, и футболку снимать не стала, семенила за начальником в пропитавшейся потом, ставшей совсем мокрой одежде.

Вокруг скрипели и качались крепления – лестницы, открытые переходы между строениями, все это не являлось жесткой конструкцией.

Парочка спустилась на первый уровень объекта, ступив на ярко-зеленую траву. Они направлялись к разложенным на земле бухтам кабеля и суетившемуся рядом с ними электрику.

– Сергей! Отбой. Собирай барахлишко.

Электрик вытер руки о сетчатую, оранжевого цвета жилетку. Лицо его удивленно вытянулось.

– Да ты что, Аркадьич? Я с утра… Столько надо было… По местам на уровнях… А ты – отбой?!

– Не я. Догмы изобретают дяденьки и тетеньки с Земли. Вон, целую кипу прислали, – кивнул на папку, которую Люся таскала под мышкой. – А мы с тобой должны под их бубен ритуальные танцы плясать.

Покрутив над головой руками, Беккер выдал неуклюжее па.

Взгляд электрика скользил с коменданта на секретаршу, потом на бумажные правила, потом снова на коменданта.

– Ну и… – он сплюнул, принялся собирать вещи. – И черт с ними! И хорошо, что подключить не успели. А то ведь потом не отключишь. Там такая система, что… Весь объект разбирать придется, – Сергей покосился на “Объект №1”, единственное человеческое поселение на планете.

– Дональд Аркадьевич! – окликнул их кто-то. – Дональд Аркадьевич!

Этого окликающего Дональд Аркадьевич не любил и про себя называл “политруком”, потому как должность его – зам по работе с персоналом – придумана была в чистеньких офисах метрополии. Здесь она совершенно без надобности: коллектив маленький, все вопросы через коменданта решаются. И зачем этот зам, нахлебник? Не имеющий никакой полезной специальности. Разве только доносики в головной офис строчить.

– Дональд Аркадьевич!

– Чего?

“Политрук” поглядел на электрика, складывающего в кейс инструмент.

– Ах, вы уже распорядились? А то я думаю – проверить, вдруг…

– Ты-то уж все и знаешь, сразу прибежал!

– Так это… Все знают. Инфа с Земли в общем чате выкладывается.

– Иди-ка ты отсюда, Евгений Евгеньевич. Займись чем-нибудь полезным. Поспи или на гитаре поиграй – “гитар, гитар, кам ту май будуар”… А мы тут сами справимся.

– Еще по поводу школы…

Лицо у коменданта слегка побагровело. Он повторил вполголоса:

– Сказал же. Мы. Сами. Разберемся.

– Я понимаю, – не унимался “политрук”, – хотел только сказать, что на ихней сходке летуны сами запретили мелким в школу ходить. Еще до распоряжений с Земли. Там этот… Как его… Дар-Кес, один из старейшин. Он остальных агитировал. Отдаляются они от нас.

Дональд глядел на зама, прищурив глаза.

– Ушлый ты человек, Евгений. Во все дыры пролез, все обо всех узнал.

Зам посчитал, что это комплимент. Улыбнулся. Подошел ближе и доверительным тоном добавил:

– А вам, Дональд Аркадьевич, осторожнее надо быть. Молодые летуны вас винят в том, что светлое дерево погибло. Некоторые даже, прошу прощения, угрозы нехорошие высказывают.

Комендант скривился. Противно ему стало оттого, что этот маленький в своем значении человечек думал, будто Беккер не знал или не понимал всех рисков. И вдвойне противно из-за веры человечка в то, что Беккер мог испугаться.

Он отвернулся от заместителя. Поднял голову, рассматривая деревья, окружающие объект номер один. Нигде, кроме Ельца Гончих Псов, такие деревья не растут. Высокие, разлапистые. Да еще с причудливыми домишками на ветвях.

– Знаешь, Сережа, давай мы эту штуку все-таки подключим. А?

Приятно было видеть ужас на лице Евгения Евгеньевича. Он даже хотел что-то возразить начальнику, однако подумал о чем-то своем, политручьем. Развернулся и ушел быстрым шагом в знойное марево. Наверное, сочинять.

– Сергей ничего подключать не будет, – пробормотала за спиной Люся.

– Почему это?

Но комендант уже и сам видел, что электрик стоит опустив руки, смотрит насупившись, безо всякого желания “эту штуку все-таки подключить”.

– Не станет нарушать. Не захочет терять работу. Он же слышал, что Земля запретила.

Видимо, Сергей слышал не только это, потому что покачал головой и сказал “извини, Аркадьич”.

– Черт с тобой, я сам. Оставь все и иди, ответственности на тебе не будет.

Облегченно выдохнув, Сергей еще раз пробормотал что-то похожее на “извини” и скрылся следом за “политруком”, в то время как секретарша, нахмурившись, продолжала смотреть на Дональда.

– Ты не пойдешь! – наконец произнесла она.

– Пойду, – он принялся раскладывать инструмент.

– Тебя током дернет. Ты не специалист, Дональд. Сдурел что ли?!

– Я комендант внеземной колонии. Уже двенадцать лет как. И ты серьезно считаешь, что я не умею соединять проводки?

– Но… Я… Ты…

Дональд Аркадьевич оставил в покое инструменты, повернулся к секретарше. “Что же она там думает, в своей прелестной головенке? На что-то, видимо, надеется. Да и то сказать – я же в самом деле теперь холостой”.

Протянул ей тонкий ободок – наушники со встроенным микрофоном.

– Возьми. Будешь держать со мной связь. На тридцать пятом уровне есть площадка, ты знаешь. Как раз половина пути. Постараюсь выйти к ней, если кабель удачно ляжет. Его же надо по спирали до самой верхушки закручивать. В общем, принеси на площадку чего-нибудь пожрать.

Люся обреченно кивнула, понимая, что все равно его не переубедит.

Весь кабель, который был нужен коменданту, на себе не утащить. Поэтому бухты – по две штуки сразу – загодя были оставлены на разных уровнях. По три нести не с руки, хоть и сделаны они из облегченных материалов, а вот две – в самый раз.

Взгромоздив на плечи рюкзак с механизмом, в котором вращались барабаны, несущие на себе толстый провод, Дональд поднялся по первой из множества лестниц. Глянул вниз, с деланной улыбкой помахав рукой любовнице, и, уже проклиная брошенный самому себе и земной администрации вызов, двинулся дальше.

Объект номер один, как и деревья вокруг, был основой для жилых и прочих построек. Гуманоидным летунам, населяющим планету, это удобно – прыгаешь с ветки и вперед, на покорение воздушного пространства! Любой сарайчик, сколоченный по недоразумению на поверхности, они готовы были немедленно сжечь – неприятие наземных построек стало у них чем-то религиозным. Земляне решили не раздражать местных, организовали себе деревушку, приютившуюся на уходящем ввысь переплетении веток.

– Это я, пожалуй, погорячился, – Дональд Аркадьевич остановился, хлебнув из фляжки уже теплой воды.

Он посмотрел вниз – где-то там, в молочной дымке, скрывалась земля. Час подъема, размотано две пары бухт-барабанов и вот уже подходила к концу третья. Кажется, что идти бы должно легче, но ноги налились свинцом, а частое дыхание на привалах не успевало восстанавливаться.

Комендант перевел взгляд наверх. Уже виднелась площадка, на которой его должна ждать Людмила. Он щелкнул еще одним креплением, зафиксировав кабель на тридцать первом уровне, поставил ногу на нижнюю ступень шаткой лесенки. Здесь, на внешнем радиусе Объекта, основательных конструкций не найдешь. Все строения жались к центральной части – там хоть и темнее, зато надежнее, не так качает.

– Давай, альпинист хренов, – ругал он себя. – Левой, правой… Левой, правой… Вот и тридцать второй. Ф-фух!

Снова остановился, но на этот раз не столько для отдыха, сколько для того, чтобы подставить лицо первому свежему ветерку, подсказывающему и людям, и аборигенам, что вечерняя пора близко.

– О-о… Хорошо-о!

“Было бы еще лучше выбросить шорты и остаться в труселях”, подумал он, но вспомнил, что давно уже не носил трусов – лишняя одежда на Ельце ни к чему. А голый комендант, карабкающийся по внешней стороне Объекта, будет смотреться совсем уж гротескно. “Ладно, потерпим. Вниз на лифте, а дома душ и кондиционер. Потерпим”.

Кабель закончился на самом пороге площадки.

– Тридцать пятый. Здравствуй, Люська.

Дональд на четвереньках прополз еще немного, скинул с себя пустые бухты и лег на доски. Грудь его вздымалась и опадала, по лицу текли капельки пота. Люська молча легла рядом, обняла. Так они и лежали – десять минут, пятнадцать…

– Почему то дерево, на месте которого мы основали колонию, летуны называли светлым?

Начальник заставил себя сесть.

– А ты не знаешь? Хотя… Давняя ведь история. Задолго до тебя было. Листья у него раз в год светились! Фосфоресцировали, видимо. И не спрашивай, с каких щей именно раз в год, никто толком не изучал.

– Оно что, единственное такое было?

Дональд открыл контейнер с едой, достал сосиску в тесте.

– Не. Мы как-то ночью взяли флайер, прошлись на бреющем по округе, в радиусе тысячи километров. Нашли еще штук пять. Но, надо признать, явление редкое. И, главное, у местных брачный период привязан к этому свечению. Они теперь думают, что если делать свои дела не при свете листиков, то ничего не выйдет. Огорчены, одним словом. А уходить от дома на сотни километров, чтобы потрахаться под ближайшим светящимся деревом, это ж кому понравится? Но молодежь все равно уходит, что бесит стариков еще больше.

Замолчал, потому как не хотел больше отвлекаться от еды. Девушка терпеливо ждала, когда он расправится с куриным бульоном и карбонарой. Лишь после этого позволила себе спросить:

– А спилили зачем?

Аркадьич долго, жадно запивал ужин водой. Утер губы ладонью.

– Как же, спилишь такое… Испарили его промышленным аннигилятором. Мы ж не знали, что оно чем-то от других отличается. Тут везде гребаные деревья и все более-менее одинаковые. Выбрали первое попавшееся и испарили.

Он посмотрел тоскливым взором на темнеющее небо.

– Ладно, милая. Спасибо за еду, но мне пора двигаться дальше.

– Скоро ночь.

– Ну и что? Я прошел половину пути. Имеет смысл закончить дело.

– Может, завтра закончишь?

– Ага, конечно. Знаю я, как оно бывает. Встанешь утром и сразу поймешь, насколько все глупо. Что не стоило начинать и уж тем более не стоит заканчивать.

Он подсоединил протянутый до площадки кабель к новой бухте, закинул ее за спину.

– Если глупо, – тихо попыталась возразить секретарша, – тогда зачем?

Дональд улыбнулся.

– Мы же тут, Люся, планету осваиваем. У черта на куличках. Нам некогда разбираться – “правильно, неправильно…” И вообще, только трусливые мещане переживают за то, во что они вляпались накануне вечером. Паскудное чувство.

Он поцеловал ее в губы.

– Делай дело и пусть история рассудит! Пошел я. Сотворю немного истории для Ельца Гончих Псов.

Вторая половина пути давалась ему с трудом. Хоть Дональд и не был еще, в его сорок с небольшим, уставшим от жизни человеком, хоть и не успели испортить его здоровье разного рода злоупотребления, а все же останавливаться приходилось чаще. Да и стремительно надвигающаяся ночь подъему не способствовала. Пришлось нацепить на голову резинку с фонариком – бело-голубой луч хоть что-то выхватывал во тьме между уровнями.

Коменданту вдруг показалось, что за ним идут. Обернулся – никого. С минуту вглядывался в обманчивую синеву, на фоне которой едва заметно качались черные силуэты деревьев.

– Эй! Кто там?

Тишина.

– Никого?

Он двинулся вверх по очередной хлипкой лесенке.

– Ну и хорошо. Потому что идти следом, – бросил взгляд за спину, но и на этот раз никого не увидел, – плохая идея.

На всякий случай связался с секретаршей:

– Люся! Слышишь меня?

В радиоэфире что-то пискнуло.

– Да, слышу, – прорвалось сквозь помехи.

– Ты где? Сигнал плохой.

– В лифте поднимаюсь, буду ждать тебя наверху.

– Ясно.

– Что-то случилось?

– Нет-нет, все хорошо. До связи.

И в наступившей тишине, в промежутке между порывами ветра, снова непонятный шорох. Теперь комендант понял, что доносится он не сзади, а откуда-то справа, из тьмы жаркого елецкого воздуха.

“Случайный летун? Да ведь не любят они ночью по воздуху”.

Местных люди не воспринимали как опасность. Нападений, во всяком случае, не случалось. Потому Дональд и оружия с собой не носил, уж тем более сейчас, когда каждый грамм кажется центнером.

Он чертыхнулся, пошел дальше. “В темноте всякое мерещится. А с листиками надо завязывать”.

И почти до самой вершины никто его не беспокоил. Ничего, кроме чуть спавшей жары и еще большей усталости, не отвлекало. Так что он даже поверил – показалось. Пока в воздухе вновь не зашелестело, не захлопало крыльями. В том, что это именно крылья, он уже не сомневался.

– Чего тебе надо, летун?

Неизвестный молчал. Отлетел подальше, но вскоре снова вернулся, сопровождая Дональда.

– Вань, это ты?

Местный, наконец, появился из тьмы, но лишь для того, чтобы зло сверкнуть глазами и снова исчезнуть.

– Я отправлю тебя к черным духам, – послышалось в ночи, так тихо, что слова едва перекрывали шелест крыльев и шум гуляющего в ветвях знойного ветра. – А потом лес заберет и твою девку!

Дональд остановился.

– Которую?

Вопрос остался без ответа.

– Знаешь, Ваня…

– Меня зовут Ван-Цок! – раздраженно сказал летун.

– Я и говорю – Ваня. Ты, Ваня, фанатик религиозный. С деревьями со своими.

– Оно было светлым деревом!

Аркадьич вздохнул. Сколько раз он объяснял молодым летунам, что произошла трагическая случайность и земляне вовсе не хотели уничтожать именно это, особенное бревно с листьями. Да и, по правде сказать, свет от таких деревьев бледненький. Чего там разглядывать, чем любоваться? Не видели аборигены ярких-то огней. Но…

Из темноты вдруг блеснуло металлом и в следующую секунду Дональд почувствовал, как что-то острое чиркнуло по его ноге. Метательный дротик, похожий на кинжал, скрылся в ночи, бесшумно устремившись к земле.

– Ах ты ж!..

Каждый летун, прошедший инициацию, носил с собой два заточенных лезвия. Комендант не сомневался, что там, в ночи, к броску готовится и второй. Но Аркадьич не прятался, не убегал. Даже фонарик на лбу не стал выключать. Почему-то верилось, что удача, не оставлявшая его раньше, не оставит и сейчас. А главное, не зря же говорят – “братья по разуму”. Должен разум одержать верх над желанием убить!

Не одержал. Снова сверкнул металл, но только в этот раз броска не получилось: тень, метнувшаяся к ним сверху, ударила Ван-Цока еще до того, как он смог совершить задуманное. Удача Дональда Аркадьевича Беккера, коменданта земной колонии на планете Елец Гончих Псов, оказалась сильнее.

– Живой? – спросил кто-то, совсем рядом хлопающий крыльями. Ударившая Ван-Цока “тень” появилась в свете фонарика, приобретая черты Дар-Кеса, старейшины летунов.

– Живой, – ответил ему Аркадьич. – Поцарапанный маленько, но это ничего, до свадьбы заживет. Главное, чтобы он Люську не тронул. А то болтал тут всякое… Что лес ее заберет.

– Он не то имел в виду. Хотел сказать, что не будет она с тобой. Что белые духи леса любят ее, поэтому к себе привязали. Не полетит она на Землю. Никогда. А Ван-Цока или кого другого не бойтесь, нападений больше не случится. Зуб даю.

– Го-осподи… – протянул Дональд, разглядывая кровоточащий порез. – Кто тебя таким словечкам научил, Дар-Кес?

– С Серегой общаемся. Электроником.

– Электриком, – поправил комендант.

– Электриком, – согласился Дар-Кес и добавил: – Все ваше нам интересно и, думаю, полезно будет. Но только детишек в школу все равно не отдам! Не в этом поколении. А то раздадите им свои экранчики, будут они в них втыкать с утра до вечера, как люди. Тьфу!

Дональд преодолел последние несколько пролетов, приветливо махнул рукой ждавшей его секретарше и скинул, наконец, рюкзак-бухту, почти опустевшую, с остатками размотанного кабеля. Чтобы подключить его, потребовалось не больше минуты. Пискнуло зуммером в электрощитке, загудело. Находясь на самой верхушке, два человека не могли видеть Объект №1 со стороны, но заметили, как на соседних деревьях отразился свет новых огней.

Муська заняла центр дивана, положив передние лапы поверх черно-белой шубы кота Федора. На столе стояли две чашки холодного чая, рядом вазочка с конфетами “Мишки в лесу”, заначенными еще с последнего прилета грузового транспорта. Люся держала Дональда за руку.

– Забыл дверь закрыть? – улыбнулась она.

Начальник пожал плечами.

– Давно надо было ее выпустить, – Люся развернула конфету, хрустящий фантик скомкала и бросила на диван, но ни кот, ни кошка не сочли нужным прервать сладкий сон. – Пусть живут вместе.

Она посмотрела на коменданта – сначала на перевязанную ногу, потом в глаза.

– Уволят?

– Само собой, – спокойно ответил он, отпивая из чашки. – И наверняка будет запрет на въезд.

– Сюда? На Елец?

Утвердительно кивнул.

– Ты знаешь, я… – Людмила опустила взгляд, – я, наверное…

– Не полетишь со мной? Останешься?

Люся молчала.

– Не переживай, – он потянулся через стол, поцеловал ее руку. – Делай то, что считаешь нужным. А я не пропаду! Наймусь в другую компанию, на свеженькое освоение. Пусть и не главным, не придется хоть документы разбирать. Ну а там – как сложится… Может, еще увидимся. Когда-нибудь.

Чай был выпит, конфеты съедены. Начальник и секретарша стояли у раскрытого окошка, где яростно боролись стремящийся в комнату елецкий зной и прохлада созданного на Земле кондиционера. Обнаженные любовники старались восстановить дыхание после долгой, изматывающей близости. Наверное, последней, случившейся между ними.

– А мне нравится, когда огни светят ярче, – сказала она. – И праздники люблю. Особенно Новый год. И подарки. Сладкие конфеты. И еще – когда в голове ворох фантазий, желаний. Пусть даже неправильных.

Дональд ухмыльнулся.

– Никто из любителей запретов ничего подобного не скажет. В их серых мыслях просто не хватит радости для таких слов.

Он смотрел вниз, где на изумрудной траве стояли две фигурки – человека и летуна, казавшиеся с большой высоты очень маленькими. О чем-то они там говорили, без смущения передавая друг другу самокрутку.

– Кабель от резервных генераторов все равно пришлось бы протягивать, – говорил Серега Дар-Кесу. – Не такой, конечно, без вот этого всего, что Аркадьич придумал… Но старая схема по любому не держала нагрузку. Куча ведь охлаждающих систем. Даже предохранители выбивало.

– Ага, – согласился старейшина, живо, но неверно представляя себе выбитые предохранители.

– Теперь распределение более равномерно пойдет. Сложность только в том, что компьютер не даст этот кабель отключить, иначе все вырубится.

– А если старые потроха на каждом уровне поменять?

– Ха! Модули с электрооборудованием вдоль ствола ставили, дальше они обрастали жилыми да всякими хозяйственными постройками. Потому что рассчитаны на наземное строительство, на доступ сверху, когда один-два этажа. А здесь… Здесь их под сотню. Поди-ка доберись до какого-нибудь пятидесятого! Все верхние разбирать придется. Не, это теперь надолго. Так и будем светиться.

– Красиво, – сказал Дар-Кес.

– Красиво. Только Аркадьича за это самоуправство снимут, как пить дать. Отзовут на Землю.

– Что ж, – задумался на мгновение абориген. – Кто-то должен дарить свет. Оставлять его после себя.

Ель, посаженная людьми на месте Светлого дерева и, к удивлению многих, выросшая, как все местные деревья, на несколько сотен метров ввысь, невольно ставшая человеческим поселением, Объектом номер один, светилась хоть и одинаково белыми, но яркими, праздничными огнями.